Цепной щенок. Вирус «G». Самолет над квадратным озером
Шрифт:
Чекан попытался изобразить на своем лице удивление, но это у него плохо получилось.
— Зачем же нам твоя добрая воля понадобится?
— Ну как?.. Вы же не хотите остаться без вируса? Вы же предполагаете здесь, в маленьком советском городишке, занюханной провинции, вывести нового человека? И я думаю, да, получится. Если сто раз переболеть одной и той же неприличной болезнью, то вполне может быть, что на сто первый уже и не захочется. Вы же везде пролезли: вы и в руководстве, и в органах посеяли свою идею, как же, например, мэр города может обойтись без вируса? А убить вы меня не можете. — Д.Д. нахально показал Чекану язык. — Ну никак не можете!.. Потому что на данный момент я последний и единственный носитель. Собственно, последним был Антоша, но я его задушил. И вы должны усвоить — это моя добрая воля с кем-нибудь из вас поделиться или спокойно умереть. Ты посмотри на меня, видишь, какой я старенький, мне умирать не страшно…
— Значит, думаешь умереть? — спросил Чекан.
— А я не решил еще, но если вы будете за мной ходить, если вы будете меня просить, умолять и на коленях передо мной стоять, то, конечно же, умру вам назло. А если приставать не станете, то я еще подумаю, жить мне сволочью или умереть с честью. Выбор-то, он всегда есть. До самой последней секунды есть. Вот только беда, после того как секунда эта щелкнет, выбор пропадает.
Д.Д. поднялся и вышел в коридор. Чекан последовал за ним, но только для того, чтобы дать распоряжения своим головорезам. Д.Д. пропустили беспрепятственно.
Большой праздник
Близнецы сидели нахохленные, похожие на серых воробушков, забравшись на высокую круглую скамейку. Д.Д. вышел из стеклянных дверей больницы, постоял на ступеньках, с наслаждением вдыхая густой сырой воздух новой, наверное, последней осени, потом подошел и опустился на скамейку рядом с мальчиками.
— Ну, как наши дела? — спросил он.
— Спать хочется. — Один из близнецов потянулся.
— На демонстрацию пойдем, — сказал другой. — Некогда нам спать!
— А меня возьмете с собой на демонстрацию? — спросил Д.Д.
— А чего на нее брать? Она везде будет, везде, где хочешь, куда от нее денешься? Обязаловка!..
К ним подошла высокая сухая женщина.
— Тамара Игнатьевна? — спросил Д.Д. Женщина кивнула. — С праздником!
— С праздником, — лицо женщины было усталым, но она улыбалась. — А вы тот самый приезжий старичок?
— Вроде он.
— Напрасно вы из больницы убежали. Впрочем, ваше дело, не мое. Иногда в больнице только хуже. — Она взяла за руки своих близнецов. — А вы куда теперь?
— Да вот не знаю, праздник, — Д.Д. тоже поднялся.
«Значит, она не знает про Лилю, и хорошо, что не знает».
— Лиля на смене, — вслух сказал он, — а мне ехать только вечером.
— Пошли с нами, — предложила женщина. Увлекая за собой детей, она шла по асфальтовой дорожке между корпусами. Д.Д. медлил. — Ну что же вы, — обернулась она. — Пойдемте!
Он попытался припомнить то первое состояние сорок лет назад, сравнить с теперешним, но сопоставить не получалось. Конечно, было понятно, что теперь и эйфории почти что нет и дополнительные возможности мозга какие-то сомнительные. Силы вернулись только на несколько коротких минут. Д.Д. больше не чувствовал себя молодым, его кровь остывала и густела, как остывал и густел воздух вокруг. Но своей цели он достиг. Возможность заражать других была теперь неотъемлемо с ним.
У женщины были рыжие волосы, они выбивались из-под белого мехового берета. Д.Д. обратил на это внимание уже в подъезде, когда она своим ключом открывала дверь квартиры. Женщина сняла берет, и иллюзия сходства увеличилась. Она тряхнула головой в полумраке передней, и он почти увидел перед собою то, сорокалетней давности, напуганное лицо.
Мальчики, с криками и визгом ворвавшиеся в квартиру и уже опрокидывающие что-то, сразу пропали из поля зрения. Женщина была ласкова, так же как и сорок лет назад. На какие-то мгновения он даже терял связь, и ему казалось, что это одна и та же женщина, что она все еще жива, а это значило, что не прошло еще пяти дней, во-первых, и, во-вторых, это значило, что придется умереть. Он ненавидел ее.
Послушный Д.Д. прошел в комнату, устроился в кресле, скрестил ноги, даже взял со столика газету. Это была та самая газета, что Лиля приносила ему в больницу. Непроизвольно Д.Д. даже поискал поддельную статью. Но ритуальный знак отсутствовал. Листок, который он держал в руках, был обыкновенным тиражным листком, а вовсе не особой подделкой для особого случая — посвящения в высшую расу.
— Вы, наверно, есть хотите? Сейчас накрою на стол, и позавтракаем. — Женщина склонилась к нему, иллюзия рассыпалась. От той женщины в прошлом пахло парным молоком, от этой исходил явственный запах больницы. Это был другой человек.
Д.Д. вытянулся, положил руки на подлокотники кресла, попытался расслабиться. Перед ним раздувалась под напором ветра освещенная солнцем балконная занавесь. Он почувствовал приближение приступа. Зачесалось под левой лопаткой, во рту пересохло, но болевой атаки пока не было.
«Главное, чтобы они вышли на улицу в массе, одновременно много людей перед глазами. — От ненависти Д.Д. сжал подлокотники кресла. — Я уничтожу их всех, разом, одним ударом! Никто не умер от самой болезни… Либо сбросить и забыть, либо сбросить и убить и запомнить, зафиксировать свою вину! Им всем незачем жить, — под словом „всем“ он объединял теперь для себя все человечество в одно существо. — Они все либо жалкие подонки без памяти, либо убийцы!.. Пусть сами себя уничтожают, сотрут по своему обыкновению в порошок!»
Он попытался вспомнить лицо Лили и не смог, вспомнил только золотые часы — блестящие треугольнички и, может быть, еще голос девушки. Как она спрашивала его: «Неужели это правда?» Голос Лили прозвучал отчетливо, будто она находилась рядом в комнате.
«Наверное, она тоже предпочла бы забыть, — усилием воли оттесняя галлюцинацию, подумал Д.Д. — Она такая же, как все. Я должен сделать это. Стереть красное пятнышко со штанины… Чем больше их удастся сразу заразить, тем лучше. Но если не выйдет заразить более пяти человек, не страшно!.. Насильственный восторг праздника заставит их еще до вечера перезаражать друг друга. Коммунисты будут заражать демократов, а демократы будут заражать всех подряд. Юноши будут заражать любимых девушек, родители — детей, дети — родителей… Это не столица, это провинциальный городишко. Через несколько часов он превратится в ад. Он превратится в центр новой эпидемии…»
Он ненавидел людей и на этот раз отдавал себе отчет даже в том, что ненависть эта — страсть, всего лишь результат болезни, но страсть была столь сильна, что не отдаваться ей он не мог.
— Идут, идут! — кто-то из близнецов закричал это первым. — Идут!
За окном уже раздавались звуки духовой музыки, негромкий рев приближающейся толпы.
Д.Д. поднялся из кресла, покачиваясь, шагнул к балконной двери. Он рванул широкий чистый тюль, и в скомканной занавеси запуталось солнце. Распахнув дверь, Д.Д. вышел на балкон. Холод ударил по лицу. Он вцепился в холодное железо, в балконный поручень и, чувствуя нарастающую боль под лопаткой, ожидал, когда шевелящаяся толпа поплотнее войдет в узкую улицу под его ногами. Игла проколола рубашку и медленно вдвигалась в сердце, приостанавливая его толчки.