Цепной щенок. Вирус «G». Самолет над квадратным озером
Шрифт:
Газета была та же самая, но статьи в ней не было.
Стоя посреди сверкающего кафелем приемного покоя, среди стонов больных и резковатых голосов медперсонала, среди белых халатов и открытых рам, среди медленно заполняемых регистрационных журналов, Лиля наконец поняла, что сюда уже не привезут полковника. Газета, которую он вынул из своего почтового ящика, была фальшивкой, изготовленной в единственном экземпляре для одного-единственного читателя. Таким образом вероятность его самоубийства равнялась нулю.
В больнице
Вокруг
«Я в больнице, — подумал Д.Д. и попробовал повернуться. Он лежал в небольшой одноместной палате, накрытый по грудь тонким шерстяным одеялом. Правая рука откинута, и над ней высокая башенка капельницы. В колбе будто что-то шевелится. — Хорошо хоть не в реанимации. Вероятно, я потерял сознание, и эта дура вызвала „скорую“? Ну а „мальчики“? Позволили меня увезти?.. И обработали уже здесь…»
Боли под лопаткой никакой не было. Только что-то громко тикало рядом. Не без труда Д.Д. повернул голову и сразу увидел девушку. Она сидела на стуле в головах кровати, почти так же, как там, в комнате. Тонкая рука лежала на коленке, и на запястье в темноте поблескивали знакомые золотые часики.
— Лиля, который час? Прости, я не вижу стрелок.
— Ночь уже. Хорошо, что вы проснулись. Я думала, так и придется уйти, не поговорив с вами.
— Пожалуйста, вытащи иглу, — попросил Д.Д., покосившись на полупустую капельницу.
— Нельзя. Меня к вам вообще бы не пустили, Тамара Игнатьевна выручила.
— Тамара Игнатьевна, кто это? Ага, я вспомнил, — Д.Д. удалось улыбнуться. — Очень занятая мама двух совершенно одинаковых мальчиков!.. Но почему вы вообще со мной, со стариком, возитесь? Если потребуется, я дам все необходимые показания. Иди домой, девочка, иди домой. Это я убил твоих гостей. Иди, я прошу тебя. Уходи. Здесь опасно. Рядом со мной не нужно оставаться…
— Я помню… Вы говорили, — Лиля не изменила тона, но слова ее теперь звучали быстрее. — Вас увезли на «скорой», а через час где-то позвонил полковник. По-моему, они сняли «прослушку» после того, как вас увезли, по крайней мере в трубке ничего не щелкало.
— Что он тебе сказал?
— Он попросил позволения приехать и приехал… Он просил передать вам, что инфицированный солдат накануне ездил сюда, в эту больницу.
— Зачем? Цель?
— Я тоже спросила… Он сопровождал раненных во время учебных стрельб.
Д.Д. сосредоточился на круге ночника. Он хотел понять, хватит ли сил. Круг пульсировал, он то расплывался, то, напротив, становился резким, то уплывал, обращаясь в точку. Глаза в порядке. Сердце болит не переставая, но боль вполне переносимая. Мысленно осматривая свое тело, сантиметр за сантиметром, Д.Д. пытался определить, остался ли резерв? Сможет ли он вынести это напряжение? В другой ситуации он сказал бы себе: нет. Конечно, сердце не выдержит подобных перепадов, но теперь следовало рискнуть. Шанс все-таки оставался.
— А Тамара Игнатьевна, она здесь кто? — спросил он.
— Она здесь обыкновенный врач… Я забыла вам самое интересное рассказать.
Д.Д. смотрел на нее, ожидая. Головоломка-схема наконец сложилась в изящную композицию, концы сошлись, не хватало какого-то небольшого завершающего штриха.
— Полковник принес газету, — продолжала Лиля. — Свежую. «Знаменосец» сегодняшний. В этой газете огромная статья обо всей этой чертовщине… Забыла, как его?.. Вот, Мясов, археолог, профессор какой-то, завез эпидемию в Россию в 1913 году…
Д.Д. закрыл глаза, больше ничего, только закрыл глаза. Последний штрих лег точно и красиво, завершая картину. Теперь он знал все.
— Они этого не издавали, — сказала Лиля. — Я купила в киоске такую же, там ничего об этом нет. По-моему, они напечатали один-единственный фальшивый экземпляр и сунули в почтовый ящик полковнику. Только я не понимаю, зачем.
— Это, вероятно, ритуал посвящения, — не открывая глаз, отозвался Д.Д. — Сперва газета. Потом…
— Ритуал?
— У любой мало-мальски приличной организации есть свой ритуал… Сначала газета, потом приказ… Потом первое заражение… Потом соответствующим образом тебе приходится убивать… Впрочем, уже при заражении ты, вероятнее всего, являешься свидетелем ритуального убийства.
— Вот еще, — Лиля зачем-то вынула и положила на постель чистую газету. — Здесь ничего нет, а там имя автора и имя редактора были взяты в траурную рамку.
— Правильно… Если статья написана черт знает когда, наверное, много лет назад, если ею украшают только один экземпляр свежей газеты, для того чтобы был ритуал посвящения… Сама подумай, что должны были сделать с журналистом, написавшим статью, и редактором, подписавшим номер в печать?
Д.Д. повернулся на бок, игла больно шевельнулась в его открытой руке. Газета соскользнула на пол.
— Негодяи! Высшая раса! Хорошо они все здесь устроили, по всем правилам. — Отражаясь от стен тихим эхом, голос его звучал в маленькой палате. — Ладно бы всех уничтожить… Миллионы… У них какое-то утонченное извращение, на гробах пляшут! Впрочем, на коммунистов это похоже. Одна кровь — те же уголовники — нечисть!
— Это мы сами, — так же, как и старик, обращаясь неизвестно к кому и отвечая на неизвестно кем поставленный вопрос, всхлипнула Лиля. — Всех сами убили, каждый!.. И революция тут ни при чем, и война ни при чем… Из обыкновенного самосохранения, сами себя. Не они нас, а мы сами себя…
— Сами, — эхом отозвался старик.
Д.Д. почувствовал, как пересыхает у него в горле, и замолчал. Ночник чуть расплылся над дверью. Он очень хотел сказать, что был выбор. Что у каждого из них был выбор, что каждый из них мог сохранить память. Можно было очень многое сохранить, если нарушил главную христианскую заповедь и не дал болезни дальнейшего распространения. Но он почему-то не мог этого сказать.
Белая дверь тихо открылась, и вошла медсестра.
— Лилечка, вам пора, — сказала она. — Я не разрешаю вам больше ни одной минуты. Совесть надо иметь, полтора часа уже сидите! А он, я вижу, еще и в сознание не приходил.