Цербер
Шрифт:
У Михаила не было фотографии, позволившей бы попросту подойти к человеку на улице, спросить дорогу или извиниться, отдавив ему ногу в толпе.
Впрочем, он имеет несколько вариантов, продуманных заранее, применительных практически к любому случаю.
Они взялись за дело с двух сторон.
Высадив Михаила у «Гор. гостиницы» — так именовалось это учреждение на стеклянной «доске» при входе, — Алик отправился в центр, благо это было метров восемьсот, на рынок, где, как известно, продается и покупается все. Алик знал, как спрашивать, а о чем и о ком, Михаил
При упоминании банка Алик взглянул с новым интересом. Можно было угадать направление его мыслей.
Внешне гостиница имела точно такой же вид, как здание отделения банка, только без часового при входе. Михаил подумал, что опять промахнулся и лучше бы ему было идти на почтамт, но внутри не оказалось никого, кроме одинокой девушки за стеклянным барьером. Это несколько меняло дело.
— Нельзя ли у вас попросить книгу городских телефонов?
Равнодушие девицы было до такой степени наигранным, что он даже вздохнул. Про себя.
— Вам по городу?
— А что, есть еще и по району?
— Конечно. Но в ней только государственные, а вам, должно быть, частные нужны?
— Тогда, конечно, давайте по городу. Где у вас?..
Она, безусловно, очень хотела бы, здоровая пухленькая провинциалочка, подслушать разговор стильного парня, явно не из ее вдоль и поперек перепробованного Видова. Но Михаил отошел к аппарату у двери.
В городской телефонной книге он быстро отыскал телефон частной квартиры № 14 в доме 5а по улице Правды и добавил его, мысленно повторяя, к огненным строчкам. Добавил и еще один, из квартиры того же дома. Собственно, в последнем случае ему нужна была только фамилия.
Отозвались сочным баритоном.
— Слушаю вас внимательно.
Звук был так силен, что пришлось, делая вид, что поправляет трубку, заткнуть пальцем окошечко наушника. В микрофон Михаил усиленно сопел.
— Боровский слушает, говорите, — предложил баритон тоном выше.
Тогда Михаил, негромко, чтобы не донеслось до гостиничной толстушки, сказал с прибалтийским акцентом:
— До-прый день. Мне пош-жалуйста госпош-жу Иннгу Калявиене. Или я ошип-бся?
— Ошиблись. X… знает что, — сказал заместитель управляющего отделением банка Боровский, и Михаил услышал это, пока трубка на той стороне летела на рычаг, — спокойно отдохнуть не дают, козлы какие-то…
— Спасибо, Николай Степанович, с удовольствием расположусь у вас, — сказал Михаил в короткие гудки.
Когда он возвращал книгу, одинокая девушка за барьером вздохнула совсем не про себя.
С Аликом столкнулся нос к носу прямо на выходе, не пришлось даже ждать.
— Значит, так, — затрещал Алик, — я все выяснил, Боровских в городе три семьи, остальные по деревням в округе. Первый, самый главный, и который как раз нужен — Боровский Аркадий Сергеич, был директором РАЙ ПО, теперь в банке управляющим. Я на всякий случай и про других. Второй, Василий Сергеич, брат, раньше был директором совхоза, теперь в АТП, тоже директор. Третий…
— Да не тараторь ты. Машина где?
— Вон стоит, далеко, как положено.
— Хорошенькое далеко, если —
— А тут все так.
— Поехали куда-нибудь, мне надо переодеться. Потом высадишь меня поближе к улице Правды, а сам отправляйся искать хату нам и машине на несколько дней, понятно?
— Понятно. Поехали, но куда-нибудь переодеться — это лучше всего за город. Три минуты. Вот только где тут гаишники обычно тормозят, я не успел…
В джинсовочке, с сумочкой через плечо, в простеньких кроссовочках Михаил звонил в дверь 14-й квартиры по улице Правды, 5а. От него изрядно попахивало спиртным.
Открыл ему обладатель сочного баритона собственной персоной, а не жена, о чем можно было беспокоиться. Ведь замуправляющего сегодня отдыхал, мог на звонок и не выйти. От него тоже попахивало спиртным.
— Вам кого, молодой человек?
— А это… а мне… а чего, Федоровы не здесь живут?
— Нет, молодой человек, ошибся.
— А… я извиняюсь… а это разве не двадцать четвертая квартира?
— Нет, молодой человек, двадцать четвертая — в следующий подъезд, Федоровы как раз там. А эта — четырнадцатая.
— Э! Ну, я извиняюсь. Ошибся, прошу прощения. Бывает, я извиняюсь.
Дверь скрывает от Михаила мужчину лет шестидесяти, с брюхом из-под растянутой тенниски и в очках в толстой оправе.
Они увидели друг друга, Михаил и этот грузный мужчина, который теперь обречен. Боровскому Аркадию Сергеевичу осталось жить дней десять, а то и меньше, потому что «информашки» определяют только самые крайние сроки.
Не только истинной, скрытой от всех и вся, но и самой конкретной, земной и обыденной причины смерти, неотвратимо ожидающей Боровского в ближайшие дни, Михаил не знал, как и всех кто был до него.
Чтобы существование Боровского прервалось, хочет ОНА — Сила, которой Михаил безрадостно, но покорно повинуется вот уже без малого пять лет.
Глава 2
— Небось думаешь, мы по банку прибыли ударить? — сказал Михаил, когда они подъехали к домику, где им согласились сдать половину на несколько дней.
Алик уклончиво подвигал плечами.
— Признавайся, признавайся. — Михаил был настроен дружелюбно.
— Не знаю я, шеф, ой, Михаил. Мы с вами во всяких делах бывали. И всегда было… непонятно. Мы едем, мы ищем, мы находим. И больше ничего. Уходим обратно на базу, уезжаем домой то есть. Нет, вы не подумайте, что я чем недоволен или что… Только странно как-то.
«Еще бы тебе не странно, — подумал Михаил. — Тебе и всем вам».
— Нет, я понимаю, если у вас, например, везде кто-то еще есть…
— Может быть, и так, — сказал Михаил, — может быть, и есть. А вот кое-где, например, на базе — дома то есть — у меня вполне может кое-кого и не быть. Например…
Он упер палец в грудь Алика. Тот нервно облизал губы.
— Понятно. Разрешите выполнять?
— Договорись с хозяйкой насчет молока, выполняла. Неизвестно еще, сколько нам тут жить.
В маленьком кособоком домишке с садом над тихой речкой Ужой им пришлось прожить всего два дня.