Cердца трех
Шрифт:
— Конечно, заплачу! И это еще раз докажет правильность моего мнения, что чековая книжка годится повсюду.
Когда они расстались с бандитами, пеон со своим отцом, к удивлению Морганов, пошли с ними. Вся компания направилась через поля с горящей нефтью к плантации, где пеон был рабом.
Вскоре к ним присоединились Энрико Солано с сыновьями, и все двинулись по берегу к ожидавшей их шхуне. Пеон и его отец не отставали. На берегу Фрэнсис стал прощаться с ними, но пеон заявил, что они намерены сесть на корабль.
— Я уже сказал вам, что я вовсе не бедняк, — пояснил пеон, отводя Морганов в сторону. — Это сущая правда. Я охраняю скрытые сокровища майя, которых не могли найти ни конквистадоры, ни инквизиторы. Вернее, они находятся под охраной моего отца. Он является потомком по прямой линии древнего главного жреца племени майя. Отец — последний главный жрец. Мы много и долго говорили друг с другом и решили, что богатство не нужно в жизни. Вы купили меня за двести пятьдесят пезо, но все же дали мне свободу, вернули меня самому себе. Дар человеческой жизни ценнее всех сокровищ мира. Так мы и порешили — отец и я. И раз уж гринго и испанцы желают обладать сокровищами, мы приведем вас к сокровищам майя, потому что мой отец знает путь. И путь в горы начинается в Сан-Антонио, а не в Юкатане.
— А твой отец действительно знает, где находятся эти сокровища, точно знает место? — спросил Генри, шепнув Фрэнсису, что именно ради сокровищ майя он решил махнуть рукой на золото Морганов на острове Тельца и повернуть на материк.
Пеон покачал головой.
— Мой отец никогда там не был. Он не интересуется сокровищами — для него богатство не имеет никакой цены. Отец, покажи, что написано на древнем языке, на котором только ты из всех оставшихся в живых майя умеешь читать.
Старик вытащил из своей набедренной повязки грязный затрепанный парусиновый мешок. Из него он вынул нечто похожее на клубок шнуров с завязанными на них узлами. Шнуры, скрученные из какой-то волокнистой коры, были настолько ветхи, что грозили рассыпаться от прикосновения. Когда старик дотронулся до них пальцами, с клубка посыпалась гнилая пыль. Бормоча себе под нос молитвы на языке древних майя, он поднял клубок шнуров и, прежде чем его развернуть, благоговейно склонился перед ним.
— Письмо узлами, утерянная письменность майя, — тихо проговорил Генри. — Вот это уже нечто реальное, если только старик не разучился читать.
Когда клубок был передан Фрэнсису, все с любопытством принялись его рассматривать. Он был похож на грубо сделанную кисть из множества длинных тонких шнуров. Не только узлы на шнурах были разной формы и завязаны через неодинаковые промежутки, но и сами шнуры имели различную длину и толщину. Старик провел по узлам пальцами, что-то бормоча себе под нос.
— Он читает! — торжественно воскликнул пеон. — Весь наш древний язык скрыт в этих узлах, и он читает по ним, как по книге.
Фрэнсис и Леонсия подались немного вперед, чтобы лучше все видеть, и коснулись друг друга волосами. Это прикосновение, тотчас же прерванное, вызвало в них какую-то странную дрожь. Они невольно обменялись взглядами, но в тот момент, когда отдергивали головы, дрожь снова пробежала по их телам. Генри, поглощенный разглядыванием клубка, ничего не заметил. Он видел только таинственный клубок шнуров.
— Что ты скажешь, Фрэнсис, — пробормотал он. — Удивительно, просто замечательно!
— Меня начинает тянуть в Нью-Йорк, — нерешительно сказал Фрэнсис. — Ну, конечно, не общество и не развлечения, а дела, — спешно добавил он, почувствовав со стороны Леонсии невысказанный упрек и легкую обиду. — Не забудьте, что я связан с Тэмпико-Нефть и с биржей. Страшно подумать, сколько миллионов туда всажено.
— Тысяча чертей! — воскликнул Генри. — Если есть хоть десятая доля правды в том, что говорят о богатстве сокровищницы майя, то есть прямой смысл остаться. Мы разделим клад на три части — между Энрико, тобой и мной. И каждый из нас станет богаче, чем ты теперь.
Но Фрэнсис все еще не мог решиться, и пока Генри продолжал говорить о сокровищах майя, Леонсия шепнула на ухо Фрэнсису:
— Неужели вы так быстро устали от… погони за сокровищами?
Бросив острый взгляд на нее, а затем на ее обручальное кольцо, он также шепотом ответил:
— Разве я могу оставаться здесь, если люблю вас, а вы любите Генри?
Фрэнсис впервые открыто признался ей в любви. Леонсию охватила жгучая волна радости, но она тотчас сменилась такой же жгучей волной стыда. Как! Она — девушка, всегда считавшая себя добродетельной, могла одновременно любить двоих? Леонсия взглянула на Генри, чтобы проверить свое чувство, и ее сердце ответило «да». Она любила Генри так же искренне, как и Фрэнсиса, и ее чувство было похожим там, где они походили друг на друга, и неодинаковым там, где проявлялось различие между ними.
— Мне, пожалуй, придется пересесть в Бокас-дель-Торо на «Анжелику», — сказал Фрэнсис, обращаясь к Генри. — Вы с Энрико можете найти сокровища и разделить их между собой.
Но пеон, услышав эти слова, быстро заговорил о чем-то со своим отцом, а потом обратился к Генри.
— Слышишь, Фрэнсис, что он говорит? — сказал Генри, держа в руках священную кисть. — Ты должен пойти с нами. Именно к тебе старик питает особую благодарность за освобождение сына. Он отдаст сокровища не нам, а тебе. А если ты не пойдешь с нами, он не прочтет ни одного узла.
Леонсия с тихой любовью во взоре, как бы говоря: «Пожалуйста, останьтесь ради меня!» — взглянула на Фрэнсиса, и этот взгляд заставил его изменить решение.
Глава XIII
Через неделю в один и тот же день три отдельные экспедиции отправились из Сан-Антонио в Кордильеры. Первая, верхом на мулах, состояла из Генри, Фрэнсиса, пеона, его престарелого отца и нескольких пеонов Солано, каждый из которых вел в поводу мула, нагруженного припасами и инструментами. Старый Энрико Солано в последний момент не смог присоединиться к компании: у него открылась старая рана, полученная в дни юности, во время одной из революционных схваток.
Кавалькада двигалась по главной улице Сан-Антонио, мимо тюрьмы, стены которой Фрэнсис взорвал динамитом и которую теперь начинали мало-помалу отстраивать сами узники. Торрес, проходивший по улице с последней телеграммой Ригана в кармане, удивленно вытаращил глаза на экспедицию Морганов.
— Куда это вы держите путь, сеньоры? — спросил он.
Одновременно, как будто они заранее заучили ответ, Фрэнсис ткнул пальцем в небо, Генри указал вниз, на землю, пеон показал направо, а его отец — налево. Проклятия, вырвавшиеся из уст Торреса при виде такой невежливости, вызвали взрыв смеха, к которому присоединились и пеоны, ведущие вьючных мулов.