Cердца трех
Шрифт:
— Берегитесь! — провозгласил Торрес, которому нашептывали советы то Фрэнсис, то Леонсия. — Я сам Де-Васко! Я спустился к вам с Солнца! — Он кивнул толовой, так как руки его были связаны, на каменный бюст. — Я вот этот самый Де-Васко. Я привел ваших предков четыреста лет назад в эту долину и повелел им оставаться здесь до моего возвращения.
Жрец Солнца медлил с ответом.
— Ну что же, жрец, говори, отвечай божественному Де-Васко, — резко приказал ему Фрэнсис.
— Как могу я знать, что он действительно божественный? — быстро возразил жрец. — Разве я также не похож на него лицом? И разве от этого я божествен? Разве я Де-Васко? Де-Васко ли он? А быть может, Де-Васко все еще на Солнце? Ибо я знаю, что и сам рожден от женщины шесть десятков и восемнадцать лет тому назад и что я — не Де-Васко.
— Это не ответ Де-Васко! — грозно вскричал Фрэнсис, униженно склоняясь перед Торресом и шепча ему в то же время по-английски: — Побольше надменности, черт вас побери, побольше надменности!
Жрец колебался еще с минуту, затем обратился к Торресу:
— Я верный жрец Солнца. Нелегко мне нарушить данный мною священный обет. Если ты действительно божественный Де-Васко, ответь мне на один вопрос.
Торрес надменно кивнул головой.
— Любишь ли ты золото?
— Люблю ли я золото? — насмешливо произнес Торрес. — Я великий повелитель Солнца, а Солнце все сделано из золота. Золото! Для меня оно не больше, чем прах у ваших ног, чем камни, из которых сделаны ваши горы.
— Браво! — одобрительно шепнула Леонсия.
— Если так, о божественный Де-Васко, — смиренно проговорил жрец Солнца, не в силах скрыть торжествующей нотки, прозвучавшей в его голосе, — ты достоин подвергнуться древнему, освященному обычаем испытанию. Когда ты выпьешь золотой напиток, а затем все-таки объявишь, что ты — Де-Васко, тогда я и весь наш народ склонимся перед тобой и воздадим тебе хвалу. К нам не раз попадали чужеземцы. И всегда они являлись, обуреваемые жаждой золота, но раз утолив эту жажду, они никогда больше ее не испытывали, ибо были мертвы.
Пока он говорил так, Погибшие Души жадно следили за каждым его движением, а три чужестранца с опасением на него глядели. Жрец сунул руку в отверстие большого кожаного мешка и принялся полными пригоршнями бросать золотые слитки в раскаленный тигль над треножником. Пленники находились так близко от него, что могли проследить за тем, как золото плавилось и поднималось в тигле, точно золотой напиток, который оно должно было изображать.
Маленькая девочка, пользуясь своим исключительным положением среди Погибших Душ, подошла к жрецу Солнца и заговорила громко, чтобы каждый мог слышать ее:
— Это Де-Васко, капитан Де-Васко, тот самый божественный капитан Де-Васко, который привел наших предков сюда много-много веков тому назад.
Жрец пытался остановить ее, он нахмурился. Девочка, однако, повторила свои слова, указывая убедительным жестом то на Торреса, то на каменный бюст. Жрец чувствовал, что победа начинает от него ускользать, и проклинал про себя грешную страсть к матери этой девочки, благодаря которой ему суждено было стать ее отцом.
— Замолчи! — сурово приказал он. — Это вещи, о которых ты ничего не знаешь. Если он действительно капитан Де-Васко, его божественное происхождение позволит ему выпить золотой напиток и остаться невредимым.
Расплавленное золото он влил в грубый глиняный ковш, который нагревался в котелке с углями у подножия алтаря. По его знаку несколько юношей бросили на землю свои копья и направились к Леонсии с явным намерением насильно разжать ей зубы.
— Подожди, жрец! — громовым голосом заорал Фрэнсис. — Ведь она не божественного происхождения, как Де-Васко. Дай испробовать твой напиток самому Де-Васко!
При этих словах Торрес кинул Фрэнсису взгляд, исполненный злобы и ненависти.
— Пустите в ход всю вашу надменность, — учил его Фрэнсис. — Откажитесь от напитка. Покажите им внутренность вашего шлема.
— Я не буду пить! — вскричал Торрес, охваченный паническим страхом при виде направляющегося к нему жреца.
— Ты должен выпить. Если ты воистину Де-Васко, божественный капитан, обитающий на Солнце, этим испытанием ты рассеешь наши сомнения, и мы все падем ниц перед тобой и воздадим тебе хвалу.
Торрес кинул Фрэнсису умоляющий взгляд, который не преминули перехватить зоркие глаза жреца.
— Мне кажется, вам придется выпить, — сухо заметил Фрэнсис. — Как бы то ни было, осушите кубок за здоровье дамы и умрите героем.
Внезапно рванувшись, Торрес высвободил одну руку из опутывающих его веревок, сорвал с себя шлем и повернул его так, чтобы жрец мог увидеть его внутреннюю сторону.
— Прочти, что там начертано! — приказал он.
Изумление жреца при виде надписи «Де-Васко» было так велико, что ковш выпал из его рук. Расплавленное золото, разлившись кипящим потоком, воспламенило сухие ветки, валявшиеся на земле, а один из копьеносцев, которому обрызгало золотом ногу, стал приплясывать на месте, дико завывая от боли. Однако жрец Солнца быстро пришел в себя и, схватив котелок с углями, начал поджигать хворост, наваленный вокруг его трех жертв. Тогда маленькая девочка вновь вмешалась.
— Бог Солнца не желает, чтобы великий капитан выпил золотой напиток, — проговорила она, — и потому сделал так, чтобы твоя рука его пролила.
Тут все Погибшие Души принялись роптать, высказывая предположение, что здесь, очевидно, кроется нечто, что выше понимания жреца, и последнему волей-неволей пришлось отказаться от своего намерения. Тем не менее, твердо решив добиться гибели чужеземцев, он коварно предложил всему племени:
— Мы подождем знака свыше. Принесите масла! Таким образом, бог Солнца будет иметь достаточно времени, чтобы проявить свою волю. Принесите свечу.
Вылив все масло на сухой хворост, чтобы сделать его более воспламеняющимся, он воткнул зажженный огарок свечи в самую середину пропитанного маслом хвороста со словами:
— Все то время, пока будет гореть свеча, мы будем ждать знака свыше. Справедливо ли это, о, мой народ?
И все Погибшие Души прошептали:
— Это справедливо.
Торрес умоляюще взглянул на Фрэнсиса. Тот сказал:
— Нужно признать, что старая скотина не очень-то расщедрился на свечу. Самое большее она протянет пять минут, а может быть, и через три минуты мы будем пылать как факелы.