Церковная старина в современной России

Мусин Александр Евгеньевич

Каким бы странным это ни показалось, но в истории церковной археологии в России, по нашему мнению, настоящим показателем меняющегося отношения православного клира и мира к древности стал все возрастающий интерес приходского духовенства к археологическим раскопкам. Твердо усвоив максиму апостола Павла о том, что благочестие не служит для прибытка, епископат и высшее духовенство с пренебрежением относились ко всему, что прибытку не служит. Конечно, нельзя исключить и страсть духовенства к кладоискательству, замаскированную в форму получения официального разрешения на раскопки. Археологическая комиссия, с 1859 г. имевшая обязанность производить раскопки древностей, относящихся к отечественной истории, в 1889 г. получает вместе с реставрационным надзором исключительное право выдачи Открытых листов на раскопки на землях казенных и общественных. Однако повсеместность явления опровергает это предположение. Естественно, методологические основы подобных предприятий были невысоки, а научный результат невелик. Но «раскопочный бум» начала XX в. среди священства и церковной общественности, вряд ли способствовавший обогащению, должен быть расценен как важный ментальный прорыв. При этом

духовенство интересовалось преимущественно памятниками первобытной древности, а отнюдь не церковной археологией.

Так, священник Н. Предтеченский раскопал курганы древнерусского времени в Корчевском уезде в 1900 г. [121] . В 1897 г. разрешение на раскопки запрашивает у ИАК священник В. Герасимов, исследовавший Липецкое городище в Березовском округе [122] , в 1898 г. — священник Л. Павский с. Ульяны Гродненской губернии, а также представители приходского училища в Костроме, задумавшие раскопать Белый город близ Юрьевца [123] . В 1900 г. их примеру следуют священник Александр Инфантьев с. Редутина Оренбургской губернии и священник Николай Полянский с. Михайловское Кубанской области [124] . С 1900 г. в святом Эчмиадзине постоянные раскопки ведет «верховный архимандрит» Хачик (Дедян). В 1901 г. в области Войска Донского проводит раскопки священник станицы Кущевская Е. Авилов, в Семипалатинской области — священник с. Глубокое Борис Герасимов [125] , в 1903 г. раскопки начинает диакон с. Васильевка Нижегородской губернии Н. Царевский [126] . Открытый лист на раскопки был выдан Орловскому церковно-археологическому обществу в 1906 г. — на работы в Трубчевском уезде у д. Святое [127] , в 1907 г. — на исследование городищ по р. Оке. В 1907 г. Минский церковно-археологический кабинет запрашивает лист на раскопки в Турове, в результате которых был найден знаменитый Туровский саркофаг. В 1908 г. к археологическим исследованиям скифских курганов приступает священник Острогожского уезда Воронежской губернии Стефан Зверев [128] .

121

Отчет Императорской Археологической комиссии за 1900 г. СПб., 1903. С. 93.

122

Отчет ИАК за 1897 г. СПб., 1900. С. 95.

123

Отчет ИАК за 1898 г. СПб., 1901. С. 93, 94.

124

Отчет ИАК за 1900 г. СПб., 1903. С. 129.

125

Отчет ИАК за 1901 г. СПб., 1903. С. 150, 152.

126

Отчет ИАК за 1903 г. СПб., 1906. С. 179.

127

Отчет ИАК за 1906 г. СПб., 1910. С. 127.

128

Отчет ИАК за 1908 г. СПб., 1912. С. 188.

11 мая 1915 г. один из первых священномучеников епископ Пермский Андроник (Никольский) присылает в Археологическую комиссию телеграмму: «Пермский комитет церковно-археологического общества и архивная комиссия просят моего ходатайства выдаче им листа производить работы поскорее Соликамского уезда места бывшего монастыря, где открыт подземный ход. Работы будут производить члены археологического института Павел Степанович Богословский и архивной комиссии Иван Яковлевич Кривощеков. Посем прошу комиссию возможно незамедлительно ходатайство названных учреждений удовлетворить. Проект работ следует почтой». Открытый лист на работы в Пыскорском монастыре был выдан уже 20 мая [129] .

129

РО НА ИИМК РАН, ф. 1, 1915 г., д. 69, л. 1.

Вообще взаимоотношения археологии и ведомства православного исповедания хорошо видны из истории исследования Херсонеса. Его археологическое изучение как церковными, так и светскими силами складывалось практически одновременно. В начале 1850-х гг., когда уже лейтенант Шемякин только начал «раскопку» базилики (1851–1853), впоследствии получившей название «Уваровская», председатель Одесского общества истории и древностей Николай Мурзакевич убедил архиепископа Иннокентия (Борисова) в неизбежности археологических раскопок. В 1852 г. на территории Херсонеса возникает киновия, в 1862 г. — монастырь, с 1861 г. начинается подготовка к строительству Свято-Владимирского храма на месте предполагаемого крещения св. князя Владимира. Еще в июле 1852 г. иеромонах Василий (Юдин) вскрыл фундаменты крестообразной церкви на месте будущего строительства. Впоследствии, будучи уже игуменом, по благословению архиепископа Иннокентия, он копал городище параллельно с графом Алексеем Уваровым и Одесским обществом. Христианские древности хранились в монастыре, а языческие, по «неудобности» их содержания в православной обители, отправлялись в Одессу.

В 1861 г. Херсонесский монастырь св. Владимира был возведен в первоклассный. 23 августа император Александр II и члены августейшей фамилии приняли участие в торжественной закладке фундамента херсонесского

собора. В этом же году новый настоятель монастыря игумен Евгений (Отмарштейн) производил дополнительные раскопки на месте строительства собора, где среди прочих сооружений были открыта базилика и несколько храмов, о чем он сообщил в ИАК, надеясь на поддержу своих начинаний, однако сотрудничество монастыря и комиссии так не состоялось [130] .

130

РО НА ИИМК РАН, ф. 1, оп. 1, 1860 г., д. 33, л. 1–6.

В 1875 г. бывший министр народного просвещения обер-прокурор Святейшего Синода граф Д. А. Толстой посетил Херсонесский монастырь и, заметив на строительной площадке храма св. князя Владимира многочисленные обломки древних архитектурных деталей, предложил Одесскому Обществу возглавить охрану и исследование древностей Херсонеса. В 1876 г. раскопки возобновились под надзором игумена Анфима (Казимирова) и инженера К. Геммельмана во взаимодействии с одесским музеем, 10 октября 1878 г. настоятель был назначен «начальником экспедиции». При этом вплоть до 1881 г. Синод выплачивал по 1000 рублей в год на эту «прихоть». Впоследствии, когда выявились случаи хищения древностей, суммы были урезаны, двоевластие ликвидировано, и с 1884 г. исследования были подчинены монастырю.

Надо сказать, что такое единоначалие не сказалось положительно на судьбе памятников. 21 апреля 1887 г. председатель Московского архитектурного общества Н. В. Никитин, со ссылкой на действительного члена Общества М. Ф. Беттихера, написал в МАО о бедственном положении древностей на территории Херсонесского Свято-Владимирского монастыря. В частности, со ссылкой на одного из братии, сообщалось, что колонны вдоль дороги предполагается распилить и использовать для пола в новых храмах. Сами же колонны из мест их обнаружения стаскивались к дороге, из чего следовало, что раскопки и сама охрана древних памятников находятся в руках людей, не понимающих их значения [131] . Это послужило поводом к письму Прасковьи Уваровой государю от 2 июня 1887 г. за № 3562 [132] . Суть его сводилась к следующему: Херсонес — святыня, она должна быть известна и охраняема.

131

РО НА ИИМК РАН, ф. 4, д. 110, л. 439–439 об.

132

Там же, л. 440–444.

Письмо заканчивалось патетическим призывом: «Повели, Государь, и древний Херсонес станет Русскою Помпеею, заинтересует всю благомыслящую Россию, привлечет к изучению своих древностей не только русских ученых, но и путешественников из Западной Европы». Задачу археологического изучения Херсонеса графиня не без тайного расчета предлагала возложить на «одно из ученых обществ». При этом предполагалось упразднить монастырь, а новых хозяев обязать содержать священнослужителя для местной церкви. Обеспечение раскопок предполагалось осуществить за счет передачи этому обществу монастырских земель вокруг Херсонеса.

Реакция государя последовала практически мгновенно, однако она была совсем не такой, какой ее желала видеть графиня. Уже 14 июня 1887 г. И. Делянов, министр народного просвещения, написал П. Уваровой о высочайшем повелении, в котором говорится, что производство самовольных раскопок монахами на местности древнего Херсонеса строго воспрещается, а ежегодные раскопки следует возложить на ИАК и Одесское общество. Для находок организуется музей под руководством опытного специалиста, для чего назначаются ежегодные суммы не более 3–5 тысяч рублей в год. ИАК предлагалось сделать заключение о мерах к охране базилики, открытой графом Уваровым [133] . Переписка по этому вопросу продолжалась до конца года. 29 ноября 1887 г. И. Делянов вновь сообщает графине об отзыве прокурора Синода: воля государя доведена до монашествующих, в настоящее время нет никаких слухов о продаже предметов древностей настоятелем монастыря [134] .

133

РО НА ИИМК РАН, ф. 4, д. 110, л. 446–447.

134

Там же, л. 455–455 об.

Конфликт монастыря с Императорской Археологической комиссией возник почти сразу после начала систематических работ, и дело было отнюдь не в инославии заведующего раскопками Карла Косцюшко-Валюжинича (1847–1907). Монастырь привык чувствовать себя полновластным хозяином в Херсонесе, хотя эту власть ему приходилось делить с военными. В 1891 г. ИАК отмечала с прискорбием факт того, что громадное пространство городища без настоятельной надобности застраивается различными монастырскими службами [135] . В 1893 г. Комиссия предложила монастырю и флоту провести раскопки в тех местах, которые могут быть застроены в ближайшем будущем [136] , однако в 1895 г. монастырь безо всякого согласования провел земляные работы для устройства виноградника [137] .

135

Отчет ИАК за 1891 г. СПб., 1893. С. 3.

136

Отчет ИАК за 1893 г. СПб., 1895. С. 53.

137

Отчет ИАК за 1895 г. СПб., 1897. С. 2–3, 87–88.