Церковно-народный месяцеслов на Руси

Калинский И. П.

Своеобразным ответом на вопросы этой песни-причитания служит смоленская троичная песня:

Мы у поле были, Венки развили,Венки развили,И жито глядели. «Зароди, боже, Жито густое,Жито густое,Колосистое, Колосистое, Ядристое!»А святой ИльяПо межам ходит, По межам ходит Да житушко родит, —Тое житушкоНа пивушко, Дочек отдавать, Сынов женить,Сынов женитьИ пиво варить!

Наряженная, опетая, накормленная,

прославляемая в течение нескольких дней, березка должна была отдать всю свою силу начинающему зеленеть полю, способствовать урожаю и соответственно – благополучию людей.

В Московской губ. ветки от троицкой березки не выбрасываются, «а втыкаются над воротами во дворе для охраны скота или кладутся в сусек для охраны от мышей. Для этого же они впоследствии кладутся под снопы хлеба, под сено и в картофельные ямы».

Не менее важное и увлекательное действо семиковой, троицкой недели – гадание по венкам.

В воронежских селах в Троицын день «вьют венки с известными песнями и потом эти венки бросают в воду. Чей венок пристанет к берегу, та останется в девках, чей уплывет, та выйдет замуж, чей потонет, та умрет».

Одно и то же «поведение» венков в разных местах, понималось по-разному. Так, потонувший венок мог означать смерть, измену или конец любви, а также противоположное – свидетельствовать о том, что милый помнит и тоскует.

Пойду на Дунай на реку, Стану на крутом берегу, Брошу венок на воду, Отойду подале, погляжу: Тонет ли, не тонет ли Венок мой на воде? Мой веночек потонул, Меня милый вспомянул. «О свет, моя ласковая! О свет, моя приветливая!»

Кумушки, голубушки!

Пойдете вы в венки,

Возьмите й меня!

Сорвете вы по цветику,

Сорвите и мне.

Совьете вы по веночку,

Совейте и мне.

Пойдете вы на Дунай-речку,

Возьмите и меня.

Покидайте на Дунай веночки,

Киньте и мой.

Все венки поверх воды,

А мой потонул.

Усе дружки с Москвы пришли, А мойго й нет.

(Смоленская губ.)

ДУХОВ ДЕНЬ

Пятьдесят первый день после Пасхи, или первый понедельник после Троицы.

Духов день в народном календаре очень трудно отделить от предшествующей Семицкой недели. Именно к Духову дню приурочивалось в некоторых местах развивание венков, в Сибири в Духов день «вечером, сняв убранство, березку топили в Ангаре». С Духовым днем связаны поверья и обряды вокруг русалок, а весь период с понедельника на троицкой неделе до понедельника следующей недели назывался «русальной неделей» и считался временем, когда русалки выходят из воды, играют, качаются на деревьях и заманивают прохожих, чтобы их защекотать.

Русалки – это души утопленниц или детей, умерших некрещеными.

На смоленской земле полагали, что русалки «до Духова дня живут в водах; на Духов день русалки выходят из своих жилищ и плещутся на поверхности воды. Иногда русалки могут заходить и далеко от места своего обитания, в леса и рощи. Цепляясь волосами за сучья и стволы, если эти деревья согнуты бурею, они качаются как на качелях, с криком „рели-рели!“ или „гутынь-ки-гутеньки!“ ‹…› Остерегаются купаться на Духов и Троицын день»; уверены, что на грязной неделе «опасно одному ехать чрез засеянное рожью поле: русалки могут напасть и замучить». Есть и средство избавиться от русалок во время нападения: «нужно начертить на земле крест, который обвести кругом чертою; в этом кругу и стать. Русалки тогда не подступятся; походят, походят около черты, а потом и спрячутся».

В той же Смоленской губернии крестьяне были убеждены, что русалку можно поймать и привести домой. Вот одна былинка, записанная на рубеже XIX–XX веков:

«Мой прадед, – рассказывал крестьянин, – пошел однажды на русальной неделе в лес лыки драть; на него там напали русалки, а он быстро начертал крест и стал на этот крест. После этого все русалки отступили от него, только одна все еще приставала. Прадед мой схватил русалку за руку и втащил в круг, поскорее набросив на нее крест, висевший у него на шее. Тогда русалка покорилась

ему; после этого он привел ее домой. Жила русалка у прадеда моего целый год, охотно исполняла все женские работы; а как пришла следующая русальная неделя, то русалка снова убежала в лес. Пойманные русалки, говорят, едят мало – больше питаются паром и скоро бесследно исчезают».

В представлении крестьян других губерний, русалки «ночью при луне, которая для них ярче обычного светит, качаются на ветвях, аукаются между собой и водят веселые хороводы с песнями, играми и плясками. Где они бегали и резвились, там трава растет гуще и зеленее, там и хлеб родится обильнее».

Любопытную историю про встречу с русалкой услышал один из собирателей в Читинской области уже в наше время:

«Две бабки с гостей шли. Одна теть Шура наша была. До мостика дошли, смех услышали. Интересно им стало, решили, что девки с парнями балуются. Подошли поближе, видят: девка в воде стоит, волосами трясет и хохочет. А смех-то такой, что страх наводит. Испугались они, и бежать. В чужой дом заскочили и – к окну. А девка волосы свои чешет и смеется. Тетка Шура как матюгнется! Девка в воду плюхнулась и замолчала, а гребень на берегу оставила.

А утром тетя Шура за водой пошла и его домой притащила. И каждую ночь ей та девка-волосатиха спать не давала: стучит то в окно, то в двери. Тетка Шура старичку одному рассказала. А он ей: «Снеси гребень-то, девка, а то русалка житья не даст». Утащила бабка гребень, и та девка к ней ходить перестала».

В середине прошлого века в селе Ульяновка Лукояновского уезда Нижегородской губернии молодежь отмечала «проводы русалки», которые одновременно понимались и как проводы весны. Участники собираются на площади в центре села, «тут кого-нибудь наряжают лошадью, подвешивают под шею колокольчик, сажают верхом мальчика и двое мужчин ведут под уздцы в поле, а позади весь хоровод с громкими прощальными песнями провожает и, придя в поле, разоряет наряженную лошадь с разными играми».

Более подробное описание этого же обряда сделано в Пензенской губернии. Здесь, «хотя ряженых бывает немного, но, – как пишет исследователь, – все умеют быть веселыми и стараются быть забавными. Один наряжается козлом, другой надевает на руки и на ноги валяные женские сапоги и изображает собой свинью (самая трудная роль), третий шагает на высоких ходулях, четвертый наряжается лошадью» или просто насаживает на длинную палку лошадиный череп, а саму палку окручивает тканью и веревкой, один конец которой остается свободным. «За этот повод уздечки берется ловкий молодец, изображающий вожака и руководящий скачками и пляской упрямой, норовистой лошади. Она брыкается, разгоняя хохочущую толпу девчонок и мальчишек, а тут же, рядом с ней, бодается козел, постукивая деревянными челюстями и позванивая подвязанным колокольчиком… Все имеющиеся налицо музыкальные инструменты принесены сюда: заливаются гармошки, трынкают балалайки, пищит скрипка, и, для полного восторга провожающих весну, раздаются громкие и звонкие звуки от ударов в печные заслонки и сковороды… Самая процессия проводов весны совершается так: впереди идут с лошадью русальщики, за ними бегут вприскочку перепачканные ребятки (это „помелешники“ или „кочерыжники“), которые подгоняют кнутами передних. В поле, за деревней, делают несколько холостых выстрелов из ружей, а в честь русалок выделяется бойкая девушка, которая с палками в руках скачет взад и вперед. Затем лошадиную голову бросают в яму до будущего года – это и есть проводы русалки и прощание с весной».

В селах Саратовской губернии проводы русалок устраивали «на заговенье перед Петровым постом», т. е. через неделю после Троицы. Здесь в обряде участвовали главным образом старухи; «они берут ржаной сноп, приделывают руки, обряжают по-бабьи, кладут на носилки, вопят и несут чучело-русалку в ржаное поле, где оставляют на меже. Во время шествия с чучелом-русалкой несколько раз поют песню:

Уж ты свет моя Кострома, Государыня Костромушка была, Не Костромушка, кумушка моя! Не покинула при нужди ты меня, При нужди, при старости».