Цесаревич
Шрифт:
— Дурно вы знаете Лизу. Ей все эти бумаги нипочем, она более осерчает за белила и, что Бекетову рожу подпортили, — Марфа злобно посмотрела на шкатулку с теми самыми белилами.
— То я разумею, Марфа Егорьевна, — говорил Петр.
Петр Иванович очень редко одаривал свою супругу эпитетами «милая», «родная», не говоря уже о признании любви. Но бывали такие моменты, когда Петр Иванович был больше похож на супруга, уважающего жену, это когда Марфа, через подругу Елизавету-государыню, выбивала новые преференции для мужа. Казалось, что возможность еще больше заработать денег возбуждала мужское естество Петра больше, чем женщины. Так думала Марфа, но на самом деле, это имело место лишь отчасти. Петр Иванович не брезговал молоденькими и слегка пухленькими барышнями, выбирая чаще мелкопоместных шляхеток-дворяночек.
— Что делать станем,
Преисполненный решимости, глава Тайной Канцелярии не предполагал, что именно можно было сделать.
— Мириться. Всякая война заканчивается миром, — ответил Петр.
— Но… — в унисон попробовали возразить соратники.
Петру Ивановичу Шувалову пришлось потратить более пятнадцати минут для объяснения, почему именно нужно идти на переговоры. Начав с самого наболевшего для него — потери производств, серебра, водки и людей, Петр рассказал, что императрица не защитила их уже потому, что они зарвались, или даже точнее «заворовались». И это Елизавета не знает об интриге с красавцем Бекетовым и теми самыми белилами. Для государыни личное, эмоции и чувства часто стояли на первом месте, чем государственное, пусть и не всегда, но в отношении с фаворитами, такой расклад был точно. Оказалось так же, что человеческих ресурсов у Шуваловых не так, чтобы и много. Боевых групп нет практически никаких. Нет, для драк в подворотне, хватало, но не для практически войсковых операций, которые могли бы начаться. Предотвратить диверсии было просто некем.
К атакам на имущество Шуваловых их противник подошел выборочно и крайне цинично. Петр Федорович не стал насылать своих татей на производства, где он же и был совладельцем. Между тем, уменьшил в разы возможности конкурентов и партнеров. Так, теперь уже построенные новые сахарные заводы наследника смогут покрыть весь рынок сахара без конкуренции с заводами Шуваловых. Текстильные мануфактуры цесаревича так же получат больше выгоды от сожжения шуваловских. Петр Иванович знал, что суконные производства цесаревича открылись в Нижнем Новгороде, Самаре и даже в Оренбурге и работают больше на сырье от киргизов.
— Отпускай, Саша, тех людей Шешковского, что ты приказал взять, начнем переговоры. Как же просмотрели такого шельмеца, как этот Шешковский, вот бы кого нам?.. Мы еще не проиграли, попробуем избежать краха, но ударим с другой стороны. Остается надеяться, что Екатерина разругалась с Петром Федоровичем, и он начнет ошибаться, — резюмировал Петр Иванович Шувалов, уже содрогаясь от тех репутационных, но главнее, финансовых потерь, что уже имели место.
При всех прочих, Шуваловы не были ни разу против самой сути российской империи, даже не собирались создавать что-то вроде Верховного Совета, что был при Екатерине I. Шуваловы просто видели себя рядом с троном божьего помазанника-императора. Истово верили, что именно они и их соратники создают истинные блага для развития государства российского. Отчасти это было так, выстроенная система не казалось злом, несмотря на то, что чиновники мало терзались моральными муками за кражи и мздоимство, государство уже свыклось со сложившимся положением дел. Это для цесаревича, в теле которого произошла синергия с сознанием человека XXI века, была не особо понятна открытая позиция государства, что чиновнику не обязательно платить. Дескать, должность и сама прокормит. Для наследника престола российского, размеры воровства и взяток были шокирующими, он жил до попадания в тело Петра Федоровича, казалось, в самой коррумпированной стране. Все познается в сравнении.
— Думаю я, мужи Вы храбрые, что нужно тот доклад императрице дать, — после слов Марфы, в комнате наступила тишина.
Братья Шуваловы не опасались, а именно что боялись, давать ход тому докладу, что настрочили люди Тайной канцелярии на цесаревича и который редактировали и Петр Иванович и его старший брат Александр. Это был большой опус, который при Петре Великом не оставил бы в живых ни наследника, ни тех, кто предоставил бумаги.
Но как себя поведет Елизавета? Большой вопрос даже для тех, кто ее очень неплохо знал.
— Алексашка, отдай сей доклад Лизе, то твоя работа, я уже ей много крамолы на Петрушу нашептала, Пимену так же наказала говорить государыне дурное о цесаревиче, когда тот чешет ей пятки. Лиза же, как и ейный батюшка может вспылить, — говорила Марфа Егорьевна Шувалова, которая сочетала в
*…………*……….*
Петергоф
5 июля 1750 года
Александр Иванович Шувалов шел на аудиенцию к государыне с тяжелым грузом на сердце. Нет, он не был милосердным или сердобольным человеком, напротив, но сердце тяготилось сомнениями и опасением за свое будущее. Разум говорил, что все правильно, такое в истории уже было, ставили наследников на место. Тот же Толстой при Петре Великом сработал против царевича Алексея Петровича и ничего, долго еще оставался при царе. И у Елизаветы Петровны есть наглядный пример от своего отца, когда тот сгубил собственного сына, а она всюду вторит, что правит, как и батюшка ее.
Но, все ли правильно? Может энергичный император и нужен Руси? А получится ли выдюжить России еще одного Петра Великого? Тогда, при Петре Алексеевиче, как был уверен Шувалов, прошли по краю пропасти.
У покоев императрицы, которой резко стало хорошо, и хвори вновь отступили, сидела статс-дама Мария Румянцева, это обеспокоило идущего, словно на Голгофу, Александра Шувалова, лучше бы, конечно, Марфа. Усилило беспокойство и наличие у приемной государыни помощника, канцлера Алексея Петровича Бестужева-Рюмина. Что скажет канцлер? Как поступит? Нужно было и с ним как-то договориться, чай так же должен быть не в восторге от деяний цесаревича.
— Матушка-государыня! — Александр Иванович низко, как было раньше принято на Руси, поклонился.
— Ты спину то не гни, Александр Иванович, чай по европейскому укладу нынче живем, садись за стол, выпей ликеру! — сказала Елизавета и повела рукой в направлении свободного стула.
За столом сидел Алексей Петрович Бестужев-Рюмин, о присутствии которого уже догадался глава Тайной канцелярии, так как помощник канцлера у покоев императрицы без самого Бестужева не может находиться во дворце.
— Сказывай, Александр Иванович, зачем испрасил меня о встречи, когда мы и так часто видимся? — задала вопрос императрица, а канцлер, после легкого кивка приветствия, начал деловито рассматривать свои бумаги, делая задумчивый вид, будто разговор Шувалова с государыней его и не волнует.
— Я с докладом, государыня, ты, матушка просила меня, слугу твоего, присматривать за цесаревичем, да говорить тебе о делах его, — решился Александр и окунулся как в омут с головой.
Шувалов начал доклад с того, что в армии не все приняли новшества Петра Федоровича. Если из числа командующих дивизиями никто не жаловался на безликую новую пехотную форму, пусть и со скрипом, но принимая ее, то на батальонном уровне, частью и на полковом, командиры уже критиковали. Командующие дивизий каждый, как и их заместители и даже адъютанты имели хорошие зрительные трубы английской выделки, поэтому они без особого труда замечали перемещение полков и батальонов на поле боя, могли рассмотреть неяркие знаки отличий. Тем самым особых проблем в определении конкретного полка не было. Иное дело, что сами командующие полками, те, у кого не было зрительной трубы или те, кто пользоваться ею не особо привык, или же не мог в силу нахождения в бою, могли спутать даже свой полк с иным, а егерей не заметить и вовсе. Командиры полков чаще находились именно со своими полками на поле боя, и им порой было просто некогда высматривать в зрительные трубы, командовать приходилось непосредственно в бою. Невзрачность же формы путала подразделения, тем более в условиях ограниченной видимости от пороховых дымов. Жаловались офицеры и на драконовские меры по санитарии. Нет, все понимали, что они нужны, но не кипятить же воду черти знает сколько раз в условиях просто отсутствия деревьев в степи. А за нарушения санитарных норм могли отчитать и прилюдно.
После армии, сообщения о которой были лишь прелюдией, Шувалов перешел к деятельности казаков. Вот тут уже были, по мнению Александра Ивановича, не просто спорные моменты, а железные аргументы в пользу злоупотреблений со стороны наследника.
Так, казаки, что обучены подло воевать, не соблюдали субординацию, действовали практически самостоятельно, бравируя тем, что сам глава Военной коллегии, цесаревич, дал им волю на то. Тут Александр Иванович не упомянул, но должен был и Петра Салтыкова и Петра Румянцева и других, которые поощряли такой порядок дел, но ссориться с теми, кто вот-вот преподнесёт победу русскому оружию, Шувалов не хотел.