"Цесариус" обреченный...
Шрифт:
— Господин картограф, можно вас на пару минут?
— Я допью кофе?
— Конечно. Только не затягивайте, сами знаете: время дорого: счет на секунды. Я буду у себя. Еще раз, приятных сновидений господа.
— И вам месье Женьо!
— Капитан Женьо, пусть вам приснится пристань!
— И пусть на пристани ждут вас верные ваши слуги!
Капитан улыбнулся на прощание, шагнул в коридор, но там увидел кого-то и…
— Почему в таком виде?! — грохнуло в коридоре. Голос капитана почти не узнать, в нем было столько непривычной
— Виноват, — прохрипел кто-то в ответ и закашлял.
Месье Женьо еще гневался, но дверь захлопнулась, и слов уже было не разобрать.
Потом послышались глухие затихающие шаги, и Константин, наскоро допив кофе, поднялся. Человека с хриплым голосом он конечно узнал.
В коридоре дожидался, черный от копоти, в обгорелых лохмотьях, с кровавыми подтеками на плечах и шее, второй помощник картографа, и верный его товарищ, Эрик Мушито.
… и огонь обходит буферные осеки. В них воздух, если бы тонули, другое дело, а тут… сгорим, ахнуть не успеем. — Эрик еле поспевал за Константином, левая, прожженная до мяса ступня распухла, каждый шаг причинял боль. Кабы ни темнота, и ни этот, забытый кем-то слесарный ящик, другая нога осталась бы целой, но…
За спиной у Константина загрохотало, упал подвесной шкафчик с инструментами, раздался стон.
— Ну что еще? — недовольно бросил картограф.
— Я убью его…Ссс… неряха косоглазая, — помощник выругался, закашлял.
— Нет времени. Эрик надо идти. Где ты там, поднимайся.
— Не могу, тут шагу ни ступить. Он тут ящики разбрасывает, гад. Разжалую в тароукладчики.
— Нет такой должности.
— Будет.
— Держись за меня.
Константин подошел к помощнику, присел рядом, пошарил рукой в темноте, дотронулся до бедра.
— Вот ты где.
— Дай отдышаться, так скачешь… Фух… Чертова шкатулка, как нарочно все… Говорю тебе, его построили чтоб сжечь. Так корабли не строят. Восемь ярусов, сорок отсеков, корпусы, подкорпусы, и коридоры, бесконечный коридоры… В перегородках сквозняк, откуда? Одно название что буфер… Все задраили и бестолку. Не задушили мы его, Костя… Не задушили… огонь вниз пошел, и третий ярус уже горит: пятнадцатый отсек. Снизу конопатили, но там столько щелей… Все равно воздух есть… Бесполезно все…
— Сколько человек работает?
— Двадцать.
— Всего?
— Сейчас двадцать, по пять на отсек. Десятерых отправил спать. А ты думал!.. Люди не железные. Да, еще двое, Леро и Сиоха задохнулись, час назад, на третьем… Внизу азиата завалило. Он за неделю седьмой.
Азиат, — расстроено произнес Константин. — Я его плыть уговорил…
— Ни только его… Много обгоревших, есть очень тяжелые: уже не очухаются.
— Кто еще?
Помощник промолчал.
— Почему обгорели? — спросил Константин.
— Третий ярус отвоевывали. Пену качаем, как ты сказал — хорошая вещь… порошка, правда мало. Держим… держим, но… Вырвется наверх и все… пары часов хватит. А так, день-два на отсек… может, недели две и продержимся. А надо месяц, да?
— Месяц, — подтвердил картограф.
— Не успеем, бесполезно это. Да и сам-то веришь, что за месяц дойдем? От Сибрея до Тиру "Икар" четыре месяца шел, так он почти пустой был, эх… — откашлялся, и продолжил, — Две недели как отчалили, и еще месяц, ты говоришь, итого полтора… за полтора хочешь добраться. Напрямки, через рифы, с такой-то осадкой. Самоубийство.
— Ничего, выйдем на течение, может и быстрее получится. Больше, все равно ничего ни придумать. Ты отдохнул? Вставай. Не нравятся мне твой настрой… Может, и ты, береями грезишь? — А жрать друг друга по жребию, или сначала добровольцев?
— Там разобрались бы.
Помощник поднялся, придерживаясь за стену.
— Пойдем. Ты мне это… людей давай.
— Через неделю, ни раньше, — сказал Константин. — Через неделю наших тут никого не будет, всех наверх заберу.
— Боюсь, некого будет забирать. Надо сейчас.
— Нет.
Минуту шли молча, наконец Константин, произнес:
— Эрик, мне их жаль не меньше чем тебе. Но давай без сантиментов. Не из кого выбирать, пойми. Эти люди, как и ты, плавали на моих кораблях; они знают меня, верят и готовы подчиняться. Не представляешь, какие там настроения? — картограф поднял вверх палец. — Так они и десятой, того, что происходит не знают. Сразу бунт. Друг друга резать начнут. Первых нас, конечно.
— Думаешь, не знают?
— Нет. Откуда? Сегодня услышал: "На первом ярусе примесь дыма ноль семь процента".
— Как так? — удивленно спросил помощник. — Уже неделя, как перевалила за два.
— А в докладном журнале, для "старших", я до сих пор указываю ноль семь. Как чувствовал. Рыба с головы гниет. Я знаю кто…
— А капитану, что говоришь?
— Все, что знаю я и два моих помощника, известно и ему. Кстати, ты останешься за главного. Вик мне на верху нужен. Он говорит хорошо, и боятся его. В пять построение. Пожара уже не спрячем, но про масштаб пока не будем распространяться. Мне нужна эта неделя, мой друг. Ну, чего ты опять кашляешь? Не останавливайся. Да, ты, так и не сказал, кто обгорел. Чего молчишь?
3
Мертвые лежали у стены. Почти не отличить: обгоревшие, скрюченные, с одинаковым выражением боли на лицах. Но Вика узнать не сложно, по протезу, вместо левой кисти. Константин склонился над телом первого помощника, потрогал опаленные волосы.
— Вик. Друг мой, как же ты меня подвел.
Комната проходная, туда сюда мелькали грязные, потные, с оголенными торсами: с тачками, ведрами, топорами. Когда они замечали Константина, то улыбались, и было странно видеть проявление радости на этих уставших, жестоких лицах. А из коридоров доносилось: "Капитан Рум здесь!.. Наш капитан здесь!.."