Цейтнот
Шрифт:
Словом, Октай попросил принять его. Фуад почему-то думал, что Октай немного смутится, увидев его кабинет, телефоны, секретаршу, будет разговаривать с ним, испытывая некоторую неловкость. Но он ошибся. Октай держал себя совершенно раскованно и независимо, словно всю жизнь провел в таких вот кабинетах. А может, его непринужденность была показной? Своего рода панцирь, защита для самолюбия?
Тогда они тоже заговорили о нехватке времени. Фуад где-то прочел, что у каждой эпохи есть свои дефицитные вещи.
— Например, — сказал он, — в одну эпоху самым ценным было золото, в другую — пряности, в третью — нефть, или, скажем, хлеб, земля, территория, вода… А мы с тобой, Октай, живем в период острой нехватки времени. Время — самая дефицитная вещь в наши дни! Веришь ли, Октай, иногда я неделями не общаюсь с детьми, не вижу их лиц. Встаю утром — дети уже в школе, прихожу вечером —
Заговорили о книгах. Октай сказал, что недавно прочел интересную монографию, посвященную дзен-буддизму, и некоторые положения этой философии объяснили ему в какой-то степени его самого. Посоветовал и Фуаду прочесть книгу, даже пообещал прислать свою. Действительно, через неделю прислал. В один из дней Фуад лег сравнительно рано, открыл хваленную Октаем книгу, полистал, почитал с пятое на десятое; по правде говоря, ничего не понял, почувствовал, в сон тянет; закрыл книгу, потушил свет, мысленно сказал Октаю: «Эх, бедняга! Не женился в свое время — теперь чокаешься понемногу. Будь у тебя жена, дети, не стал бы тратить время на всякую белиберду — не до того было бы. Серьезным делом надо заниматься, дорогой! Ведь ты неплохой архитектор. А что толку? Что ты сделал по большому счету в жизни? И возраст у тебя уже не тот, чтобы предаваться пустым надеждам и мечтам: „Я то сделаю, это сделаю — дайте срок! Всем утру нос!“ Бесплодное прожектерство это, Октай. Бесплодное и смешное! В жизни нельзя ничего откладывать на потом. „Когда-нибудь что-нибудь сделаю… Когда-нибудь что-нибудь изменится… Когда-нибудь… Что-нибудь…“ Чепуха все это! Самообман! Признак слабости! Что есть, чего нету — все только сейчас, сегодня, в данный момент, в данной точке потока — бесконечно текущего времени! На завтра не надейся, дорогой! Наши мудрые деды хорошо сказали: не откладывай на завтра то, что можно сделать сегодня».
Странно, почему всегда, вспомнив Октая, подумав об Октае, он непременно начинал мысленно спорить с ним? И этот спор неизменно кончался в его, Фуада, пользу. Гипотетические возражения Октая, его ошибочные выводы, умозаключения, контраргументы порождали в нем еще большее упорство в защите собственных взглядов, точек зрения, убеждений. Фуад всегда хотел что-то доказать Октаю. Бедный Октай! Занят проектированием сельских бань и очень гордится своей деятельностью. Однако он столь энергично демонстрирует эту свою гордость, так часто бравирует ею, что возникает сомнение: насколько все это искренне? Архитектор с высшим образованием, диплом с отличием, но если в свои сорок он способен строить лишь районные бани, у него есть все основания посетовать на судьбу. Значит, на большее у него не хватает ни воли, ни сил, ни умения. Затем… пристрастие к бутылке. По правде говоря, и оно в какой-то степени повредило Октаю в его карьере.
Бедный Фуад Салахлы тоже много пил. Сам Фуад не станет утверждать, как некоторые считают, что и дружили-то они, Октай Мурадов и Фуад Салахлы, на почве выпивки. Так-то… Но Фуад Салахлы — это все-таки Фуад Салахлы. Человек с именем, заслугами. Уважаемая личность! Умер — в газете некролог, и хоронят во «второй почетной аллее». А если, конечно, не дай бог, завтра умрет Октай Мурадов, что он оставит после себя? Районные бани? Чистота — залог здоровья?! А может, он, Октай, на большее и не способен? Институтские успехи ни о чем еще не говорят. К тому же, в те годы Фуад Салахлы взял Октая под свое крылышко. Фуад хорошо помнит защиту Октаем диплома: тот день превратили чуть ли не в праздник, триумф какой-то. Все в один голос кричали о великой будущности Октая. Новый Корбюзье! Райт! Братья Веснины! Все пятеро — в одном лице! Дадашев и Усейнов — в одном лице! А что потом? Районные бани. Чистота — залог здоровья. Выходит, пороху-то у Октая было всего лишь на один выстрел. Бедняга Октай не понимает, что жизнь — не вереница триумфов, но каждодневная, каждочасная, каждоминутная борьба. Серьезная, тяжелая борьба, в которой побеждают только сильные, только упорные. Октай никак не хочет этого уразуметь. И даже сам Фуад, то есть Большой Фуад, Фуад Салахлы, тоже не понимает этого, вернее — не понимал, царство ему небесное! Так и ушел, не постигнув до конца главной истины: если хочешь победить, хочешь достичь поставленной цели, ты должен показать всем свою мощь, свою силу; пусть люди почувствуют твою энергию, узнают о твоих возможностях. Тогда, во время той их первой встречи, Фуад пытался внушить эти мысли Октаю, но Октай слушать ничего не хотел. Больше того, из его слов выходило, будто он во всех отношениях удачливее
— Вот мой рабочий день. Сейчас час дня, так?.. В два — встреча в райкоме. В три — надо быть на приеме у министра. В четыре — с главным архитектором едем на объект. В половине пятого ко мне придут работники конструкторского бюро. В пять — встреча с Новрузовым.
— Ты там пометь еще одну встречу — с самим собой, — сказал шутливо Октай.
Фуад улыбнулся:
— Ты прав, действительно не остается времени для встречи с самим собой. — Взял ручку, написал у себя в блокноте: «Встреча с самим собой!» Показал Октаю. Оба посмеялись.
Но удивительно было другое. Обычно в конце дня, подводя итоги сделанному, Фуад вычеркивал из блокнота то, что было выполнено, а невыполненные дела, несостоявшиеся встречи переносил на завтра или на какой-нибудь другой день. Так вот, после той встречи с Октаем среди «невыполненного», «несостоявшегося» неизменно оказывалась и… «встреча с самим собой!». Он автоматически вписывал фразу в дела следующего дня. Это стало привычкой.
Захрипел селектор.
— Да, Ахмед-муаллим…
— Фуад, мы начинаем. Ждем тебя.
— Иду.
Он встал из-за стола, направился к двери. В кабинет вошла Нелли. Сказала как-то многозначительно (правда, это едва улавливалось):
— Фуад Курбанович, возьмите трубку.
— Кто?.. Я иду на совещание.
Нелли произнесла все с той же едва уловимой многозначительностью:
— Рейхан-ханум.
«Совсем некстати!»
Они познакомились два года назад. Рейхан работала в газете, пришла брать у него интервью. Симпатичная молодая женщина. Она сразу же приглянулась Фуаду. И хотя, как всегда, времени у него было в обрез, они проговорили больше часа. Собственно, для интервью вполне хватило бы и двадцати минут. Однако Фуад отвечал на вопросы корреспондентки слишком обстоятельно. Несомненно, ему хотелось показать себя. К концу разговора выяснилось, что миловидная журналистка не случайно пришла к нему брать интервью. Была у нее и личная просьба. Несколько месяцев назад Рейхан развелась с мужем и теперь хочет произвести обмен жилплощади, вернее — получить отдельную квартиру. Не может ли Фуад оказать содействие? Фуад оказал: устроил ей однокомнатную квартиру в Восьмом микрорайоне. В день получения ордера Рейхан с сияющими глазами пришла в кабинет Фуада. Она была счастлива, взволнована. Благодарила Фуада, не выдержала — расплакалась. Фуад начал успокаивать ее, сказал:
— Еще рано благодарить. Сначала поставим вам телефон. А то журналист — и без телефона!
Действительно, вскоре Рейхан оказалась с телефоном. Как-то вечером Фуад позвонил ей:
— Хочу завтра прийти посмотреть вашу квартиру.
Купил шесть серебряных подстаканников и шесть хрустальных стаканов.
— Стаканы — мои, чай — ваш.
Приятно беседуя, засиделись допоздна. Фуад рассказывал о своих поездках по зарубежным странам, где он побывал в составе делегаций. Как-никак объездил полмира! Рейхан слушала с большим вниманием и даже умилением. Через неделю снова увиделись. На этот раз Фуад принес ей букет гвоздик и дорогую хрустальную вазу для цветов. Рейхан была смущена:
— Ой, ну зачем? Честное слово, даже неудобно.
— Не оказалось целлофана, чтобы завернуть цветы, — пришлось купить вазу.
Посмеялись.
Уже потом, ночью, в минуту доверительной откровенности, Рейхан призналась ему, что он завоевал ее своим бескорыстием. Ведь ни тогда, когда Фуад устраивал ей квартиру, ни после, когда ей по его протекции установили телефон, он не дал ей понять (ни взглядом, ни намеком, ничем буквально), что она ему нравится. Это благородство, деликатность покорили ее сердце. Как Фуад мог сказать Рейхан, что уже в первую их встречу, во время того интервью у него в кабинете, он наметил себе четкую цель и точно знал, чем все должно кончиться? Эта связь была приятна им обоим и во всех отношениях устраивала Фуада. Восьмой микрорайон находится далеко от центра города, здесь его никто не знает, — почти полная гарантия того, что все будет шито-крыто. Не дай бог, узнает Румийя! Или Шовкю. Главное, конечно, чтобы не дошло до ушей Шовкю. Однажды Рейхан пришла к нему на работу. Фуад сказал ей: «Не надо!» Ее телефонные звонки тоже не нравились ему. Пожалуйста, вот уже и Нелли что-то почувствовала. Поистине, женская интуиция в подобных делах — непостижимая вещь. Как, каким образом они обо всем догадываются? По телефону он всегда разговаривал с Рейхан сухо, официально. Вот и сейчас…