Цезарь (др. перевод)
Шрифт:
Глава 43
Парфяне заметили отступление римлян; и, однако же, они не стали их преследовать. Варварам вообще свойственно это уважение к ночи, или, быть может, страх перед потемками. Казаки долгое время не осмеливались препятствовать нашим ночным переходам во время отступления из России; лишь утром они находили наши следы на снегу и пускались по ним в погоню. Так же было и с Крассом.
Едва рассвело, парфяне вошли в лагерь и перебили около четырех тысяч раненых, которых римляне не смогли унести с собой.
Кроме того, конница захватила в плен большое число
Легат Варгонтей потерялся так вместе с четырьмя когортами.
С наступлением дня, увидев поблизости от себя неприятеля, маленькое войско отступило к небольшому холмику и собралось на нем.
И здесь, не имея возможности сделать ни шагу, ни вперед, ни назад, ни для нападения, ни для бегства, все эти четыре когорты были перебиты.
Только двадцать человек сумели объединиться и, в приступе отчаяния, ринулись с обнаженными мечами на варваров. Те, то ли от удивления, то ли из восхищения их отвагой, пропустили их. Эти двадцать человек, не ускоряя шага и не рассеиваясь, продолжили свой путь в сторону Карр, и прибыли в город, не встретив больше никакой опасности.
Красс и остальная армия пошли по следам Игнатия, и к четырем часам утра повстречались с войском, которое Копоний вывел навстречу римлянам. Копоний приютил в городе и генерала, и остаток его солдат.
Сурена не знал, по какой дороге пошел Красс; он ошибочно предположил, что только несколько беглецов укрылись в городе, а Красс с основной армией ушел из его рук. Должен ли он оставить в покое Карры и тех, кто спрятался за стенами города, и пуститься в погоню за Крассом, или должен поступить иначе?
Прежде чем принимать решение, следовало убедиться, что Красса в городе нет; тогда он отправил к Каррам своего парламентера, говорящего на двух языках, парфянском и латыни. Этот человек подъехал под стены города. Он должен был позвать Красса или, если Красса в городе нет, Кассия. На кто идет часовых он ответил, что он посланник сурены, и что он должен от его имени переговорить с римским генералом. Красса известили об этом.
Его уговаривали не встречаться с этим человеком; его убеждали, что следует остерегаться хитрости парфян, самых коварных из всех варваров; но Красс не желал ничего слушать. Не зная, что ему делать, он увидел в этом предложении шанс на спасение своей армии.
Несмотря на все предупреждения, Красс показался на городской стене. Кассий последовал за ним. Посланец сурены сказал им, что его повелитель хочет лично встретиться с Крассом.
Пока они обменивались по этому поводу несколькими словами, подоспели парфянские конники, которые знали Красса и Кассия в лицо; они тут же убедились, что это действительно римский полководец и его легат.
Удостоверившись, что они имеют дело с Крассом и Кассием, они сказали об этом парламентеру.
Тогда тот стал говорить, что сурена расположен решить дело переговорами, и что он согласен сохранить римлянам жизнь при условии, что они сделаются союзниками царя Орода, подпишут с ним договор и немедленно покинут Месопотамию.
– Генерал, добавил парламентер, считает это более выгодным и для римлян, и для парфян, чем доходить до последних крайностей.
Все это время вопросы задавал и отвечал на них Кассий. Когда переговоры дошли до этой точки, он повернулся к генералу, чтобы выслушать его приказ. Красс подал знак согласиться.
Тогда Кассий сказал, что они согласны, и спросил, каково будет место и время встречи. Парламентер сказал, что ответы на эти вопросы они получат в течение дня. Потом он развернул свою лошадь, поскакал к сурене и сообщил ему, что Красс и Кассий никуда не сбежали, и что они именно в Каррах.
Жители Карр впустили римлян против своей воли, и теперь были целиком на стороне их врагов. Таким образом, парфяне могли надеяться, что ни один из римлян, находящихся в городе, не уйдет от них. Тогда сурена не стал больше притворяться.
На следующий день, едва рассвело, он уже был со своими парфянами под стенами города, и эти парфяне начали осыпать римлян бранью.
– Если вы хотите сдаться, – кричали они им, – если вы действительно так дорожите вашей жизнью, как вы доказали, все время убегая от нас, мы не позволим вам сдаться и не оставим вас в живых, если вы не выдадите нам Красса и Кассия, закованных в цепи.
Римляне подавленно выслушивали эти оскорбления. Они понимали, что не могут довериться жителям города; они чувствовали, что каждый камень его мостовых таит в себе предательство.
Красс пытался вселить в них какую-то надежду: он говорил им об Артабазе и о помощи армян – той самой помощи, которую они так презрительно отвергли в день благополучия, и которую так оценили в день невзгод.
Но в ответ римляне качали головами и справедливо говорили, что им не следует больше ни на кого рассчитывать, кроме самих себя, и что единственное их спасение в отступлении.
Поэтому они призывали Красса воспользоваться этой ночью, покинуть город и пройти как можно больше под покровом темноты. Красс был полностью расположен уступить пожеланиям своих солдат; вот только, чтобы добиться успеха, этот план необходимо было хранить в секрете: каждый сознавал, что если хоть один обитатель города будет в него посвящен, через десять минут он станет известен и сурене тоже.
Но им был нужен проводник. Красс пожелал выбрать его сам; – у него была такая счастливая рука! Он остановил свой выбор на том, которого звали Андромах, и который был ни кем иным, как парфянским лазутчиком. Красс решительно был проклят всеми подземными богами. Так что парфяне знали о плане Красса в мельчайших подробностях. Волноваться им было не о чем.
Римляне вышли из Карр так, что ни один звук, доносившийся из лагеря парфян, не заставил их встревожиться, что это бегство обнаружено. И в самом деле, сурена, зная, что провожатым у его врага будет Андромах, мог быть уверен, что всегда догонит его.
Тот и вправду повел римлян по дорогам, которые, казалось, уводили их от города, а на самом деле кружили вокруг него.
В конце концов, он вообще сошел с дороги и завел армию в болота и овраги; так что после всех этих хождений то в одну, то в другую сторону, многие догадались по виду местности и по инстинктивному чувству, что сейчас они ближе к опасности, чем когда бы то ни было, что Андромах предатель, и отказались следовать за ним.