Цезарь
Шрифт:
В таком вот бедственном положении его задерживают легионеры, но вовремя предложенная взятка в двенадцать тысяч серебряных денариев помогает избежать неминуемой смерти.
Тем временем Аврелия убеждает своего двоюродного брата Гая Корнелия Котту и другого родственника, Мамерка Эмилия Лепида, поговорить с Суллой и попросить его о милосердии к ее сыну. Котта и Лепид были влиятельными сторонники диктатора, а юный беглец не казался опасным.
Тем не менее вопрос быстро не решился. Как пишет Светоний, «Сулла долго отвечал отказами на просьбы своих преданных и видных приверженцев, а те настаивали и упорствовали; наконец, как известно, Сулла сдался, но воскликнул, повинуясь то ли божественному внушению, то ли собственному чутью: «Ваша
35
Гай Светоний Транквилл. Жизнь двенадцати цезарей. М.: Наука, 1964. С. 5.
Некоторые историки полагают, что это часть сформированного позже мифа о чудесном спасении, но даже для мифологизированного сознания, для которого нет понятия чуда, а общение с богами носит характер вполне бытовой, такая реакция Суллы может показаться обыденной. Так что вполне вероятно, что диктатор в сердцах мог сказать нечто подобное: опыт и интуиция подсказывали, что в круговерти гражданской смуты у каждого появляется шанс стать «Марием» или даже «Суллой».
Сулла-реформатор
Описывая государственные преобразования Суллы, которые он начал после захвата власти, современный историк Том Холланд отмечает: «Ирония пронизывала всю программу его реформ. В качестве диктатора Сулла был обязан принять все меры, чтобы впредь никто не мог последовать его примеру и повести армию на Рим. И все же можно усомниться в том, что сам Сулла видел в этом парадокс. Если, как упорно твердила его пропаганда, он был неповинен в разжигании гражданской войны, значит, виновен был кто-то другой. А если, как утверждала она же, честолюбие заставило Мария и Сульпиция подвергнуть Республику опасности, значит, они получили возможность процветать благодаря разложению ее учреждений. Сулла был слишком римлянином, чтобы считать преступным желание первенства. У него, безусловно, не было никакого намерения отказывать своим соотечественникам в извечно присущей им жажде славы. Напротив, он намеревался направить ее по должному руслу, чтобы теперь, не разрывая государство на куски, она служила вящей славе Рима». [36]
36
Холланд Т. Рубикон. Триумф и трагедия Римской республики. М.: Вече, 2007. С. 102.
Но следует отметить, что введение возрастного ценза в тридцать лет для выдвижения своей кандидатуры на самые низшие должности и требование определенной выслуги лет, фиксированного стажа на каждой должностной позиции перед тем, как претендовать на следующую, были не самой значительной частью реформ Суллы. Холланд, в деталях описав, сколько лет на каждой ступени должностной лестницы обязан прослужить любой карьерист, чтобы от квестора дорасти до претора, а только затем до высшей должности консула, не обратил внимания на самые важные аспекты преобразований.
Для начала Сулла раздал своим ветеранам конфискованные земли, в том числе и отобранные у городов, которые «неправильно» себя вели во время гражданской войны. Города в Этрурии и Самнии были разорены и разрушены, а часть их земель отошла в государственную казну. Сто двадцать тысяч его легионеров оказались владельцами плодородных участков, тем самым возродив мелкое землевладение. Более того, семьи ветеранов, получивших землю, становились новым ресурсом для армии, они в будущем должны были обеспечить ее пополнением, верным полководцу, обеспечившему их благосостояние.
Ирония судьбы заключалась не в том, что Сулла хотел воспрепятствовать появлению новых диктаторов, а в том, что аграрный вопрос, некогда являющийся могучим средством популяров-демократов для давления на оптиматов-олигархов, теперь был вывернут наизнанку. Сулла превратил аграрную проблему в оружие олигархата, ну и заодно в средство укрепления личной власти.
Более того, не желая повторить ошибку оптиматов, Сулла признал права римского гражданства жителей Италии равными правам «старых» граждан Рима. Таким образом у марианцев не было лишнего повода для разжигания волнений в италийских городах. Сулла выбил из рук популяров еще один сильный козырь.
Усилив полномочия Сената и вернув ему контроль над государственной казной, Сулла основательно урезал права народного собрания. Судебная реформа нанесла собранию сильный удар — фактически все дела были отданы в распоряжение постоянно действующих судебных комиссий, которые возглавлялись преторами или же иными магистратами. Народным трибунам запрещено было выдвигать свои кандидатуры на более высокие должности. То есть возникал почти непреодолимый барьер для карьеристов, которые собирались использовать трибунат для рывка к консульству.
Теодор Моммзен в своей «Истории Рима» не без основания хвалит судебную реформу: «Устройство, приданное Суллою римским судам, послужило источником замечательного и в высшей степени полезного юридического развития. Оставляя в стороне подробности, скажем только, что Сулла строго и правильно разграничил судопроизводство по делам уголовным и по делам гражданским и установил целый ряд специальных судных комиссий по определенного рода делам, от чего дело правосудия весьма существенно выиграло по сравнению с порядками, сложившимися постепенно в течение веков, не согласованными одни с другими и часто крайне запутанными. Сулла ускорил отправление правосудия, значительно усилив численный состав судей, а устранением от судопроизводства всадников суды были возвращены к их истинной задаче — отправлению правосудия, — политическая борьба партий изгнана из них».
Попытался Сулла навести порядок и в провинциях, где, говоря современным языком, царил беспредел откупщиков, торгашей, ростовщиков и финансистов. Подавляющее большинство их было из сословия всадников. Теперь в качестве наместников туда полагалось отправлять консулов и преторов, отслуживших свой срок и худо-бедно имеющих опыт управления. А поскольку судебная власть была передана Сенату, то злоупотребления наместников могли быть обжалованы в суде.
Цезарю предстоит изучить механизм судопроизводства и воспользоваться им для своего блага, но об этом чуть позже. А пока он, воспользовавшийся «амнистией», возвращается домой, в Рим. Он в безопасности. К тому же благодаря настойчивым ходатаям ему даже разрешают начать политическую карьеру, что само по себе удивительно, поскольку детям и внукам тех, кто оказался в проскрипционных списках, запрещалось претендовать на государственные должности или же быть сенаторами. Не исключено, что сработала казуистика — отец Цезаря умер, мать никоим образом не была репрессирована, а в запрете, наверное, не говорилось о тех, кто сам оказался в списке или же подлежал аресту — мертвецу не сделать карьеры в Риме.
Но Гай Юлий понимал, что под пристальным оком Суллы его продвижение по должностной лестнице не будет победным маршем и самое лучшее — скрыться с глаз долой. Странствия и малярия сделали его благоразумным и расчетливым. Но честолюбия не убавили.
Венок из дубовых листьев
Для любого римского гражданина, не служившего в армии и не принимавшего участия в военных действиях, шанс оказаться на общественной должности был, как правило, ничтожным, а вернее, его вообще не было. Поэтому военная служба для Цезаря — двойной выигрыш, он исчезает из поля зрения Суллы и получает возможность проявить себя в армии.