Цезарь
Шрифт:
– Солдаты Цезаря умеют побеждать, даже благоухая ароматами, – говорил он.
Он дошел до того, что позволил каждому солдату выбрать себе раба из числа пленников.
Когда армия выступала в поход, никто, кроме него, не знал час прибытия, час выхода, час сражения; часто он и сам не знал его: он руководствовался только обстоятельствами. Каждое событие, каким бы оно ни было значительным или ничтожным, приносило свое вдохновение. Без всякого видимого повода к остановке, он останавливался; без всякого повода уходить, он уходил.
Его солдаты должны были знать, что все причины и поводы заключены
И его люди, которые с другими были бы самыми обыкновенными людьми, с ним становились героями. Они любили его, потому что чувствовали, что любимы им. Он называл их не солдаты, не граждане, он называл их СОРАТНИКИ.
Да и разве этот неженка, этот слабак, этот эпилептик не делил с ними все опасности? разве он не находился сразу во всех местах? разве он не проделывал по много миль в день верхом, в повозке, даже пешком? разве он не преодолевал реки вплавь? разве он не шагал в их рядах под солнцем и дождем с непокрытой головой? разве он не спал, как последний из них, под открытым небом, на голой земле или на какой-нибудь телеге? разве не дежурил рядом с ним днем и ночью его секретарь, в любую минуту готовый писать под его диктовку, разве позади него не шагал все время оруженосец с его мечом?
Разве, когда он покинул Рим, он не поспешил настолько, что за восемь дней добрался до самой Роны; так что гонцы, которых он отправил вперед себя на три дня раньше, чтобы сообщить армии о своем прибытии, прибыли только через четыре или пять дней после него? И разве был во всей армии наездник, готовый потягаться с ним? Разве ему были нужны руки, чтобы управлять своим конем – этим фантастическим конем, которого он вырастил сам, и у которого копыто было расщеплено и разделено на пять частей, как нога человека? – Нет; ему было достаточно коленей, и он направлял его, куда хотел, скрестив руки или спрятав их за спину.
Один из его легионов был разбит и истреблен: он отпустил бороду и волосы и оплакивал его, пока не отомстил врагу.
Если его молодые и благородные капитаны, которые прибыли в Галлию с единственной целью обогатиться, страшились какой-нибудь новой войны, он собирал их у себя.
– Вы не нужны мне, – говорил он; – мне хватит моего десятого легиона! (Десятый легион Цезаря, это его старая гвардия). Мне нужен только мой десятый легион, чтобы напасть на варваров; враги, с которыми мы имеем дело, не страшнее кимвров, а я, как мне кажется, вполне стою Мария.
И десятый легион посылал к нему своих офицеров, чтобы выразить ему признательность, а другие легионы отрекались от своих офицеров.
Более того, он создал еще тринадцатый легион. Из тех галлов, что он покорил, он набрал десять тысяч человек; – десять или двенадцать сотен их вы уже видели в деле у Красса; – они составили его легковооруженные войска; это его венсеннские стрелки, которые всегда веселы и не знают усталости! Это легион Жаворонка, который в походе поет, как птица, чье имя он носит, и который, казалось, имеет крылья, как она!
И если мы посмотрим на
В одном морском сражении около Марселя солдат по имени Ацилий бросился на вражеский корабль; но едва он ступил на палубу, ему отсекли мечом правую руку. Тогда левой рукой, держа в ней щит, он стал с такой силой наносить врагам удары в лицо, что заставил их отступить перед собой и завладел всем кораблем.
53
Синегир – брат Эсхила, проявивший свой героизм в Марафоне. Он позволил отрубить себе по очереди обе руки, но отказался отпустить персидский корабль, которому он не давал бежать. Муций Сцевола прославился тем, что дал сжечь себе правую руку (откуда и его прозвище «Левша») после того, как он пытался убить этрусского царя Порсену, но вместо него убил его писца.
В Британии Цезарь решил захватить один священный остров, остров друидов. Он причалил к этому острову, преодолевая приливы и отливы, которые смущали римскую науку в британских морях, и командиры его когорт углубились в болотистое, залитое водой сердце острова, где на них яростно напал враг. Один солдат на глазах у Цезаря бросился в самую гущу варваров, проявил невиданную отвагу, вынудил врага обратиться в бегство, преследовал его и спас своих офицеров. Наконец, он последним перешел болото, пробираясь через тинистую жижу наполовину вброд, наполовину вплавь, попал в трясину, из которой смог выбраться, только бросив щит, и когда Цезарь, потрясенный такой доблестью, бросился к нему с раскрытыми объятиями, тот с опущенной головой, с глазами, полными слез, пал Цезарю в ноги и просил у него прощения за то, что не смог сберечь свой щит.
Это один из этих людей, Кассий Сцева, позже, в Диррахии, лишившись глаза, выбитого стрелой, раненый в плечо и бедро дротиками, приняв в свой щит сто тридцать ударов стрел, кликнул врагов, как будто желая им сдаться, и когда двое из них приблизились, он одному из них отрубил мечом руку, а другого ранил в лицо и обратил в бегство, и потом, при помощи подоспевших товарищей, смог спастись.
Это один из этих людей, Граний Петроний, еще позже, в Африке, сказал Сципиону, который захватил его корабль и приказал перебить весь экипаж, но ему одному хотел сохранить жизнь, потому что он был квестором: «Солдаты Цезаря привыкли дарить пощаду, а не принимать ее от других», и перерезал себе горло.
Так что с этими солдатами Цезарь не боялся ничего. Однажды он узнал, что белги, самые могучие из галлов, восстали и привели в готовность более ста тысяч человек. Он ринулся на них с теми, кто мог за ним следовать: двадцать или двадцать пять тысяч испанцев, римлян, галлов, германцев; в армии Цезаря каждый был Цезарем; он напал на них, когда они разоряли земли союзников Рима; он разбил их, разгромил, разнес их на куски, истребил такое огромное число их, что его солдаты, бросившиеся в погоню за бежавшими, переходили озера и реки без мостов, по трупам павших.