Ча-ча-ча
Шрифт:
— Нет, Элисон. Он не твой отец. Твоим настоящим отцом был Сей Ваксман.
Я вздохнула с облегчением. Бог все-таки существует.
— Я захотела назвать тебя в честь Эла, потому что любила его. И только. Твой отец решил, что Элисон — красивое имя для девочки, и мы назвали тебя так.
Черт, я даже не была похожа на Элистера Даунза. У меня были волосы и цвет глаз Сея Ваксмана. Единственное, что я не унаследовала от него, так это тенденцию полнеть с возрастом.
— Мам, а как бы ты назвала меня, если бы я была мальчиком? Элистером? Элом младшим?
— Достаточно, Элисон. Я рассказала тебе все, что ты хотела знать. Больше я не хочу говорить об этом. — Она поднялась из кресла и направилась в прихожую.
— О, да, конечно, — сказала я, идя за ней. — Еще только один вопрос. Где ты была в ту ночь, когда убили Мелани Молоуни?
— Что?
— Ты не расслышала меня или не поняла вопроса?
— Я не могу поверить, что ты спрашиваешь свою мать о таких вещах.
— Придется поверить. У тебя были очень веские причины не желать опубликования книги Мелани. Так где ты была в ночь убийства?
— Я была здесь. Спала.
— А Нора тоже была здесь?
— Нет, думаю, ее здесь не было. В ту ночь она осталась у своей сестры в Бруклине.
— Кулли, ты слышал? Алиби моей мамы не лучше, чем наши. Она была дома одна. Я была дома одна. Ты был дома один. Тодд Беннет тоже был дома один. И только этот проходимец, сенатор Даунз, обзавелся железным алиби. Хотя оно может быть таким же фальшивым, как и вся жизнь Элистера.
Я остановилась, чтобы вспомнить, что еще я знала о расследовании детектива Корзини. Мелани была убита ударом по голове, ей раскроили череп, что стало причиной аневризма, на ее письменном столе полиция обнаружила белый порошок.
— У меня есть к тебе еще один вопрос, — обратилась я к матери.
— Ты уже задала «еще один вопрос».
— Знаю, но у меня есть еще один, последний. Обещаю.
— Только один. А потом мне бы хотелось, чтобы вы с другом ушли. Эти твои расспросы обессилили меня.
— О'кей. Мы уйдем. Но сначала я хочу уточнить кое-что из того, что ты нам рассказала. Помнишь, ты объясняла, что Элистер не выписал тебя в Калифорнию потому, что не хотел приобщать к декадентскому образу жизни Голливуда?
— Да.
— А он сам сильно увлекался декадентством?
— Нет, не особенно.
— А он когда-нибудь упоминал об увлечении наркотиками? В частности, кокаином.
— Конечно, нет. Эл совсем не такой человек.
Я с жалостью посмотрела на мать. Она понятия не имела, что за человек Элистер Даунз. Более того, она и не хотела этого знать.
— Спокойной ночи, мама, — сказала я, открывая входную дверь.
— Ты меня не поцелуешь? — сказала она. Она всегда так говорила, когда я собиралась уйти, не клюнув ее в щеку. Лучше отказать. Она только что призналась, что лгала всю свою жизнь, а сейчас делает вид, что между нами ничего не произошло.
— Нет, мама, — сказала я. — Я не поцелую тебя. — Я взяла Кулли за руку. Мы вместе вышли из дома моей матери и отправились к себе.
Глава 19
Мы с Кулли
Около дома нас, по обыкновению, встретила толпа журналистов. Но на этот раз рядом с домом стояла еще и полицейская машина — белый «шевроле», на боку которого крупными алыми буквами было написано ПОЛИЦИЯ ЛЭЙТОНА. При виде этой надписи сердце мое затрепетало.
— Что они тут делают? — спросила я у Кулли, когда заметила, что в машине сидят детективы Корзини и Майклз. — Меньше всего мне хочется сегодня вечером общаться с этим искателем популярности и его помощником в расследовании преступлений.
— Может быть, они здесь потому, что хотят арестовать этих газетчиков, — выдвинул предположение Кулли.
— За что?
— Не знаю. За нарушение границ частного владения или неподчинение властям. Может быть, пожаловался кто-то из твоих соседей.
— Сомневаюсь. А вот и один из лучших сыщиков.
Джозеф Корзини подошел к «джипу» со стороны пассажира. С той стороны, где сидела я.
— Добрый вечер, мисс Кофф. У вас сегодня много гостей, — сказал он, глядя на мою лужайку перед домом и запуская пятерню в волосы. — Здесь представители лучшей бульварной прессы.
Лучшая бульварная пресса. Звучит как выражение «аппетитная блевотина».
— Чем могу быть вам полезна? — вежливо осведомилась я.
— Сегодня вечером мы получили одно сообщение, — сказал Корзини. — Не могли бы мы зайти к вам на несколько минут и поговорить?
— Прямо сейчас? — удивилась я. — Это не может подождать до завтра? Мы с приятелем умираем от желания лечь спать.
— Не сомневаюсь, — усмехнулся Корзини.
— Что все это значит? — спросил Кулли.
— Ничего особенного, мистер Харрингтон. Ничего особенного.
— Откуда вы знаете мое имя? — поинтересовался Кулли.
— Это моя работа. А теперь, мисс Кофф, можно мы с детективом Майклзом зайдем к вам ненадолго? У нас есть к вам разговор. Думаю, не стоит затевать его перед всеми этими телекамерами.
— Конечно, — согласилась я. Мне стало интересно, что это за сообщение, о котором упомянул Корзини. Может, оно касается исчезнувшей рукописи, которую я спрятала в сауне, перед тем, как ехать к моей матери. Вдруг полиция получила сообщение, что именно я украла рукопись. Но откуда? Об этом не знал никто, кроме моей мамы и Кулли, а они оба, так же, как и я, хотели, чтобы эта книга была похоронена как можно глубже.
Я открыла входную дверь, вошла в прихожую и совсем было собралась отключить сигнализацию, которая располагалась на панели около вешалки, как обнаружила, что ее уже отключили. Интересно, подумала я. Должно быть, я так расстроилась, узнав об Элистере и моей матери, что уехала из дома, не включив сигнализацию. Ну, да ладно. Ничего не случилось. Насколько я могла заметить, в доме не побывали грабители.