Чакра Фролова
Шрифт:
– Степан! – заорал Фролов, как будто пытался криком разбудить спящего. – Степан!
– Да не ори! – осадил его Кучник. – Не видишь, что ли?!
Фролов привстал и с каким-то странным хладнокровием отметил, что у Лушкевича не было половины черепа.
– Все, – хрипло сказал Кучник и принялся сплевывать забившуюся в рот землю.
После этого взрыва внутри Фролова вдруг что-то щелкнуло и перегорело. Ему больше не было ни холодно, ни жарко. Он шел, полностью отключив все функции организма, за исключением ходьбы. Шел, вперившись глазами в землю перед собой, как будто гипнотизировал ее. Третий взрыв прогремел где-то далеко – видимо, во второй шеренге, но останавливаться и озираться Фролов на этот раз не стал. Только краем глаза заметил, что они с Кучником идут явно быстрее остальных. Хотя задачи дойти первыми не стояло. Была задача просто дойти. А лес был уже близко.
«Главное, в последний момент не вляпаться», – мысленно твердил он одну и ту же фразу как мантру.
– Ну что? Есть там немец?! – донесся до него голос Кучника.
Фролов остановился и посмотрел вперед – лес был как будто чист: густой кустарник и заросли папоротника.
– Да не вижу!
– У кустарника мин уже не будет. Как только до него доберешься, сразу рви вон в ту чащу.
И радостно добавил:
– Ничего, жить будем!
Эта фраза очень не понравилась Фролову – в патриотических книгах и лентах после такой фразы обычно следовала героическая смерть. Но с Кучником ничего не случилось – он как шел, так и шел дальше. Кустарник был почти рядом.
«Ну давай, давай, – мысленно взмолился он, обращаясь к безмолвному кустарнику, словно его приближение зависело от самого кустарника, а не от Фролова. Он глянул под ноги и понял, что его правая нога неумолимо опускается на выглянувшую из-под чернозема железяку. Он попытался отдернуть ногу, но законы физики взяли верх. Фролов наступил и невольно зажмурился.
«Долго что-то», – пронеслось в голове. Он открыл глаза и посмотрел: под ногами была мина, но она не взрывалась. Словно убегая от замешкавшейся Смерти, он ускорил шаг.
Наконец, по рукам хлестнули первые долгожданные ветки. Как по сигнальному выстрелу, Фролов рванул туда, куда ему указывал Кучник, – чуть наискосок, в чащу. Ноги показались ему ватными и тяжелыми, словно разучились бегать. Хрустел валежник и била по лицу листва. Где-то сзади он услышал тяжелое дыхание. Испуганно обернулся, ожидая увидеть немецкого солдата, но… это был Кучник.
Глава 46
Они сидели на земле и просто смотрели. Куда-то. Больше никого не было. Вряд ли остальных расстреляли – Фролов не слышал выстрелов, да и немцев по эту сторону поля не оказалось. Почему, неизвестно. Видимо, расстрел пленных не входил в их планы. Им важно было только обеспечить проход пехоты и танков. Так что выжившие, видимо, просто разбежались, кто куда.
– Жаль Лушкевича, – сказал Кучник и, поморщившись, протер пальцем зубы, снимая скрипучий чернозем.
– Жаль, – искренне согласился Фролов. – Зато Райзберг жив.
И добавил неуверенно:
– Наверное.
– И Гуревич тоже, – хмыкнул Кучник. – Сволочь.
– Да чего уж теперь…
– Не скажи. Это ж из-за его рюкзака Лушкевича убило. И из-за пистолета его чертова! Не услышь немцы выстрел, не прибежали бы.
– Может, зря ты в драку полез, – заметил Фролов, но, заметив ледяной взгляд Кучника, осекся.
Где-то автоматной очередью застучал дятел, и беглецы невольно вздрогнули.
– А подо мной мина не взорвалась, – сказал Фролов после паузы. – Это чудо?
– А ты сколько весишь?
– Сейчас-то, наверное, и до семидесяти не дотяну.
– Ну вот.
– Что «ну вот»?
– Чудо было бы, если бы она взорвалась. Мина-то противотанковая. На нее вес нужен. Да не смотри ты так. Смешанное поле-то. С разными минами. А мы нужны были, чтоб их саперам потом легче работать было.
Не ожидавший от Семена таких глубоких познаний в области минирования делах, Фролов уважительно промолчал.
– Ладно, – сказал Кучник, вставая. – Пора идти.
– Куда?
– А теперь один хрен. Но желательно на восток.
Фролов встал и двинулся следом за Кучником. Только сейчас он почувствовал нечеловеческий голод – ведь они не ели с прошлого привала. Тогда еще был жив Лушкевич.
– Видать, в гробу лежать, и правда, плохая примета, – неожиданно сказал Кучник, продираясь через ельник.
– Но Гуревич-то жив, – возразил Фролов, не желая приводить их самих в пример, – это показалось ему неосторожным, – мало ли, что день грядущий нам готовит.
– Жив, – буркнул Кучник. – А добро свое наворованное все равно потерял.
И злорадно хохотнул.
Дальше они молча брели по лесу. Почти молча, поскольку Кучник время от времени изрекал какие-то общие фразы вроде «Сейчас бы покурить» или «И где сейчас Райзберг, интересно». Но они не предполагали никакой реакции, а Фролову было лень вступать в разговор. К тому же на него с запозданием навалился страх. Какой-то животный и неконтролируемый. Возможно, он навалился и на Кучника, но выражался иначе: тот все время что-то говорил (наверное, доказывая самому себе, что остался жив). Фролова же трясло где-то в районе желудка и трепать языком совсем не хотелось. Слова казались фальшивыми.
Солнце еще только готовилось зайти за горизонт, а Фролов клевал носом и чувствовал себя столетним стариком, которого по чьей-то злой воле поселили в еще крепкое тело и теперь заставляли куда-то идти. Поразительно, сколь относительно время. Обычный календарный день превратился в тягучую вечность. Еще сегодня ночью они были в Минске, а теперь продирались через какой-то бурелом и конца-края этому не было видно. Теперь уже не только Никитин с Невидово, но и Варя, и даже Гуревич – все превратилось в далекое размытое воспоминание из другой жизни. Поразительно, подумал Фролов, как избирательна память: оставляет только хорошее, а все прочее разбавляет ностальгическим флером. И вот уже Невидово представляется уютным, и переправа в гробах забавной, и даже Гуревич милым. Дальше додумать Фролов не успел, потому что ощутил тупой удар по голове, и все покрыла тьма.
Очнулся от ноющей боли в затылке. Сколько прошло времени, трудно было сказать. Судя по все еще заходящему солнцу, не так много – может, минут десять, может, полчаса. Рядом, прислонившись спиной к дереву, сидел Кучник.
– Живой? – спросил он невесело. – Поздравляю. Теперь к своим попали.
– Каким еще своим? – простонал Фролов и попытался приподняться, но голова закружилась, и он лег обратно, скосив глаза в сторону. Там, как в перевернутом объективе, вверх ногами стоял молодой парень с винтовкой.