ЧАПАЕВ — ЧАПАЕВ
Шрифт:
Напрасно подлетали на конях лучшие бойцы, якобы, поинтересоваться — не завелась ли «контра» на кухне, да повертеть заодно башкой окрест — не слыхать ли музыки? Но нет, что-то не слыхать было никакой музыки.
Исчезла девка, никому ничего не сказав, и музыку унесла. А обозный граммофон крутил все одну и ту же пластинку с цыганским романсом, хриплым и наводившем конников на воспоминания о случаях конокрадства.
…
Однако, девушка отнюдь не пропала, и не утратила своего голоса. Уже через сутки после исчезновения из дивизии, она спокойно музицировала дуэтом, в четыре руки с лощеным подполковником Арнольдом Несуразновым, наполняя бравурными звуками одно из помещений, в расположении штаба белых.
Аристократ легко перебирал клавиши фортепиано и, одобрительно косил бархатным глазом на красавицу-разведчицу, гармонично дополнявшую его игру своей. Пальцы ее были вдвое тоньше, но, кажется, длинней, чем у подполковника, так они были изящны и проворны. Тот факт, что она только что управлялась с вожжами и конскими гривами при помощи этих же пальцев и безо всякого ущерба, только прибавлял ей неизъяснимого очарования.
В бокалах на столике вздрагивало недопитое шампанское. У дверного косяка изумленно замер ординарец с подносом и гирляндой подсолнечной шелухи, тянущейся от нижней губы через всю окладистую, до поясного ремня, бороду.
— И простые люди тоже способны воспринимать прекрасное, — выразительно указал Арнольд глазами на остолбеневшего ординарца, которому давно пора было высморкаться, — «черномазый» вполне может играть на рояли, а кухарка управлять государством.
— Никаких сомнений, — кивнула Варвара, разражаясь нескончаемым бурным пассажем, — еще фору дадут любым аристократам! Очень способная и благодарная публика.
— Но создавать они могут только свинское искусство и свинское же государство! — отрубил партнер, — Дай только волю…
— Я знаю, что вы против демократии, — кокетливо пропела разведчица, — вам простительно. В вас кровь говорит.
— Да уж, или монархия, или зверская, людоедская диктатура — ежу понятно! — сыграл Несуразнов коду и уронил утомленно руки на обтянутые бриджами колени, — потому что, по выражению любимца вашего: «Если Бога нет, то все и позволено».
…
Собранные у чапаевцев сведения, уже были обработаны, и необходимые приказы отданы. Вокруг самодеятельного народного полководца все теснее сжималось кольцо. Чапаев давно уж застрял, как кость, в горле у белых. Потому что дико везучий был, и не понимая ничего в военном деле никогда не терпел поражений. И командовал-то сбродом, а отнюдь не солдатами. Не было даже понятно, как он с ними управляется и объясняется, ведь полно было в его войске инородцев и просто не умевших говорить от неразвитости.
Девушка Варвара, которая теперь выглядела опрятно и почти аристократично, узнала больше чем нужно, сосчитала все пулеметы, пушки, и что у аэроплана нет пилота, а мотор засорился после того, как полетал немного на самогоне-перваче. Аэроплан даже не всегда брали с собой, а прятали в лесу, если дивизия меняла место. Узнала она и где ночует Чапаев и даже что ест.
Еще всплыл любопытный факт: Чапаев ординарцем взял переодетую в парня девку и, похоже, о том не догадывается. Варваре одного взгляда хватило в момент игры на скрипке. Так только женщины переживают и к носу тянутся. И еще — той от костра бросили на колени картошку, а она и ноги врозь, будто в расчете, что юбка натянется, чтоб не обжечься. Так одни бабы делают, мужики же, наоборот, сдвигают копыта, чтоб мимо не пролетело.
Дело оставалось за малым — схватить этого «самородка» живьем и всю его рать развеять по окрестностям, а после частями истребить.
37
Когда самых активных и поспешных строителей социализма в России черти потащат на заслуженные муки, то им непременно выйдет скидка и послабление за изобретение пионерских лагерей.
Возродятся ли они когда-нибудь в прежнем виде?
Профсоюзная путевка стоила девять рублей, и родители на целый месяц отдавали непослушное дитя в руки чужих, но ответственных товарищей — воспитателей и пионервожатых. Те развивали ребят походами и художественной самодеятельностью, следили за питанием, прибавкой веса и, поскольку надеялись, что дети достроят со временем коммунизм, то и за нравственным воспитанием тоже строго настрого присматривали.
Пионерские правила учили взаимовыручке и уважению к старшим. Особое место занимала подготовка к будущей возможной борьбе и преодолению различных трудностей. Даже избалованные дети из благополучных семей вынуждены были осваивать самообслуживание, добычу и приготовление пищи на природе, обязательное следование правилам гигиены.
Для детского развития заводились специальные «кружки» по интересам. Во главе угла в те времена стоял труд, поэтому, главным был кружок «Умелые руки». Даже ленивцы увлеченно осваивали различные инструменты: пилы, молотки, стамески и лобзики. За лето каждый успевал собственными руками понаделать целую пропасть табуреток, полочек, подставок для цветов и прочих изящных вещиц, на радость изумленным родителям. Особняком стояли действующие модели военных кораблей и самолетов на резиновом и электрическом ходу. Все это плавало и летало, соревнуясь, и плотно заполняя детский досуг, так что совершенно не оставалось лазеек для растлевающих влияний, включая западные, которыми изобиловали город и улица. К тому же, если ребенок не демонстрировал выдающихся способностей к учебе, то легко мог, пользуясь усвоенными навыками, устроиться по рабочей специальности на завод, а не искать себе места в уголовно-криминальных кругах.
Пионерлагерь, в который был направлен вожатым сержант Павел Перец, только начинал свое существование. Еще не было дощатых корпусов, песчаных дорожек, столовой и клуба с пионерской комнатой и портретами пионеров-героев. Вместо корпусов натянуты были семь шатровых палаток военного образца с железными койками внутри. Столовкой служил навес, крытый рубероидом и с полевой кухней поодаль. Клуба пока не предвиделось. Его роль исполнял разжигаемый вечерами костер, вокруг которого и кипела культурная, общественная и личная жизнь пионеров.
Следуя строгим правилам гигиены, в первую очередь детям построили рубленую баню, в которой еженедельно мыли по очереди мальчиков и девочек, после чего выдавали им чистое постельное белье и заставляли вовремя менять нательное.
Еще был высокий шест, похожий более на мачту. Каждое утро на него поднимался несколько выгоревший красный флаг, вечером же флаг опускался. Вокруг шеста образовалась вытоптанная в траве овальная тропинка, и все вместе называлось «линейкой». На линейке объявлялись к всеобщему сведению распорядок дня или его итоги, награждались отличившиеся.
Зато лагерь украшался несколько даже несуразно помпезными воротами, напоминавшими триумфальную арку, с приделанным поверх кумачовым лозунгом: «Добро пожаловать!». Душевность лозунга подчеркивалась его рукотворностью. Задолго до появления рекламных технологий, нетвердая рука оформителя вывела эти буквы не совсем, чтобы посередине и не так, чтоб одной высоты. Промежутки между словами тоже не особенно были соблюдены, а восклицательный знак был почти не отличен от вопросительного. Художнику даже отказывались было платить, но заплатили под честное слово, что тот все поправит. Тем более, может, и не стоило ничего поправлять, поскольку душевно вышло, по-человечески.