Чапаев-Чапаев
Шрифт:
Именно в этот момент Раиса, воровато озираясь, вышла в сад, неся в одной руке железный ящик, в другой — увесистую штыковую лопату. Ящик был явно тяжелее, и женщина вынуждена была изогнуться дугой и двигаться короткими перебежками.
Выбрав подходящее место под кустом бузины, она принялась поспешно копать. В образовавшуюся вскоре яму, Раиса опустила таинственный груз и хорошенько засыпала его землей. Полюбовавшись проделанной работой, она утрамбовала ногами грунт, затем привезла откуда-то и вывалила на это место еще целую тачку навоза. Пробормотав что-то под нос, женщина вытерла руки о передник и выглянула за ворота на улицу.
— Где этот чертов инвалид?! — послышался ее гневный голос.
Кузюткина отшатнулась от окошка и, решив ничего пока не говорить сопернице, бросилась опять к камню, чтоб с новой силой тереть веревочный узел. Она так усердствовала, что в воздухе подвала к прочим запахам прибавился запах паленой бельевой веревки.
Наконец узел несколько ослабел, отважная пионерка представила себе, что вместо рук у нее скользкие змеи, и тогда ей почти сразу удалось выскользнуть из пут.
— Держитесь, Соня, я сейчас подниму по тревоге весь отряд и приведу нашего вожатого Пал Палыча. Он такой человек! Герой настоящий! Вы скоро поймете это и еще спасибо скажете! — горячо шептала она изумленной Соне, забираясь при этом на кучу хлама, чтобы высадить подобранной деревянной колобахой окошко. Вскоре затея удалась. Стекло с хрустом осыпалось, и Кузюткина, как ящерица, тотчас выскользнула наружу, не исцарапав ни рук, ни ног, а только одну круглую щеку.
…
— Какое такое задание?! — гневно воскликнул вожатый в четвертый раз, когда поиски пионерки не принесли никакого результата. — Точно ее не было в озере? Мелькал вроде розовый купальник?
— Это мы поменялись на время! — выкрикнула Степанцова, на которой, точно, одет был розовый купальник.
— Правда, Пал Палыч, не было ее! — наперебой убеждали вожатого пионеры.
— Да ей и нельзя было сегодня купаться, — добавила Степанцова с некоторым смущением.
— А ночью она была на месте? Видел ее кто-нибудь?! — вышел из себя вожатый, чего никогда почти с ним не случалось, и ударил с размаху велосипедом оземь.
— Да все видели, глаз с нее не сводили всю ночь буквально! — крикнул кто-то из-за спин.
Рука не на шутку взволнованного вожатого протянулась, чтобы врезать остряку заслуженную затрещину…
— Я здесь, Пал Па-а-алыч! — пронзил тишину тонкий крик, и Кузюткина, собственной персоной, выпала бесчувственным комом из придорожных кустов прямо в объятия бросившегося навстречу вожатого. Степанцова же смогла только завистливо стиснуть свои кулачки.
Велосипед, постояв немного в неустойчивом равновесии и, как будто поразмыслив о тщете всего происходящего, грохнулся на бок. Так пьяный, отчаявшийся добраться до своего жилища, падает куда попало, хоть бы и в придорожную канаву, в расчете на Божью милость, в виде добросердечного прохожего.
Побыв в объятьях вожатого сколько позволяло приличие, Кузюткина, захлебываясь и проглатывая слова, стала рассказывать тому о своих приключениях. При этом она тянула вожатого за руку в сторону лагеря, подобно умной собаке из фильмов про пограничников, взявшей след. Павел невольно побежал за ней с такой скоростью, что весь отряд вприпрыжку едва поспевал за ними.
Все описанные девочкой на бегу события могли бы уместиться в промежуток времени никак не меньший, чем год, столько было разных подробностей и действующих лиц в ее рассказе, вплоть до огромных прожорливых крыс, которых нельзя было не выдумать в этом случае. Но финал все же настал и содержал описание пленницы в подвале.
— Эта девушка, кажется, ваша Соня, — произнесла пионерка из последних сил, поскольку в груди ее закончился воздух, и устремила на вожатого взволнованный взгляд.
— С чего ты взяла!? — недоверчиво среагировал Паша, становясь столбом, — вы ж не знакомы.
— Мало ли что? Я вас предупреждала — у меня сердце — вещун. Это точно, точно она, можете не сомневаться, вот гляньте, — Кузюткина мигом слетала в свою палатку и притащила блюдце с засохшей кофейной гущей.
На вожатого с блюдца глянуло дорогое лицо возлюбленной. Он жадно схватил предмет и буквально впился глазами в изображение. Все дети услышали в этот момент, как бьется его сердце и уважительно смолкли, поскольку их сердца тоже застучали громче и сильнее обычного.
Через каких-нибудь полчаса, сержант уже мчался на предельной скорости в кузове пойманного на дороге грузовика, по направлению к городу и своему отделению, ничего не видя из-за огромной тучи пыли, заслонившей весь свет. На дне кузова лежал как-то опрокинуто, в нелепой позе неразлучный Пашин велосипед. Казалось, машина скорбит от того, что придется и дальше делить любовь хозяина с кем-то еще.
— Это не Соня, конечно, а одни лишь девчонские фантазии, — лихорадочно размышлял Паша. — Ломиться с этим к приличным людям без юридических оснований нельзя. Не может же быть, в самом деле, чтоб прямо у нас под носом и такие враги завелись. Их ведь давным-давно переловили всех, кроме мелких жуликов. Чай, не в Америке живем. И не вероятно, чтобы так все совпало. Но если на минуточку допустить невероятное, и это она, моя Соня, то и рассуждать нечего! Нет такой силы, что могла бы остановить меня! — в нетерпении стукнул он кулаком по кабине.
Хорошо еще, что шофер не затормозил, но лишь высунул голову в окошко вопросительно. Но Паша махнул рукой, и тот наддал газу.
— Авось не расстреляют за инициативную самодеятельность, если я доверюсь своему чутью с талантом, и сам ринусь навстречу опасности. Гадом буду, спасу Соню! И даже если не Соню, а другую незнакомую пленницу, все равно спасу! Во что бы то ни стало! Может и капитан Корытин помочь возьмется или возглавить, если захочет, замысел, операцию… «Ы»! — весело сверкнуло у него в голове.
— Что-то не похожи субъекты с этой дачки на порядочных. Пора это осиное гнездо разворошить, дети правы, — размышлял сержант, въезжая в город и отмечая перемену в воздухе.
На все небо наползала от горизонта огромная, как японская гора Фудзи, фиолетовая туча. Туча была еще далеко, однако довольно крупная капля воды уже прилетела откуда-то, проделав немалый путь, чтобы шлепнуть Пашу прямо по кончику носа.
…
Капитан Корытин сидел в своем кабинете один, и голову его заполняли тяжелые и вязкие мысли о том, что работать хорошо нет уже никакой возможности. Совсем честно исполнять свои обязанности надо было начинать раньше, когда был моложе и здоровей. Тогда можно было и против начальства попереть бычком и даже, если б повезло, одержать победу. По-молодости и нахальству не так страшно за собственную жизнь.
Теперь не то. Давно уж приходится заодно с начальством виться ужом между «нашими» и «вашими», да так, чтоб не вкапаться в уголовную липкую паутину, но и деньжат срубить нормально, поскольку деньги во множестве водятся только у преступников. «Помощь населения», являлась только в виде путающихся под ногами «народных дружинников», которые мешали буквально всем: и начальству, и сотрудникам, поскольку совались, куда их не просили, и узнавали, чего им не положено. Хорошо хоть оружия им не полагалось. Ну, еще, разве, ненормальные старухи, доносящие на соседей, все это никогда не могло перевесить регулярной дани от преступного мира.