Чарли Чаплин
Шрифт:
В одной из сцен у Блум никак не получалось убедительно заплакать. Чарли раздражался все сильнее, пока не обрушился на нее с гневной тирадой, после чего Клер не расплакалась – разревелась. Операторы тут же включили камеру, отсняв сцену за один дубль. Чаплин заставил актрису заплакать по-настоящему.
Корреспондент газеты New York Times попросил Чарли охарактеризовать новый фильм. «Это смешная картина, – быстро ответил тот. – Я надеюсь».
Во многих отношениях «Огни рампы» – фильм в равной степени театральный и кинематографичный, многослойный. Кальверо иногда бывает напыщенным, а Терри постоянно плачет. В одной из сцен Кальверо обвиняет публику, что она чудовище без головы, которое никогда не знает, куда повернет, и которое можно подтолкнуть в любом
Безусловно, в конце своей великой карьеры Чаплин в значительной степени опирается на собственные эмоции и ностальгию, играет самого себя. Фильм лучше всего рассматривать как дань уважения его гению в атмосфере утонченной меланхолии сумерек, как выразился Кальверо. Грустный клоун даже умирает на сцене, что может рассматриваться как квинтэссенция потворствования своим желаниям или жалости к самому себе.
Это относится не столько к Кальверо, сколько к самому Чаплину. Глубина его поглощенностью собой заметна на всех уровнях картины. Все фотографии и афиши в квартирах – это отражение его карьеры. Когда Терри после нескольких месяцев разлуки признается, что по-прежнему любит его, Кальверо отвечает: «Конечно, любишь. И всегда будешь любить». Он говорит в основном о себе, утверждая свой артистизм и свою гениальность. Он относится к себе очень серьезно, даже когда делает вид, что шутит. В целом фильм оставляет скорее гнетущее впечатление.
Конечно, в картине есть яркие моменты. Необыкновенно точен, например, портрет квартирной хозяйки Кальверо, похотливой и вульгарной. Одна из самых удачных интерлюдий фильма – музыкальный дуэт Чаплина и Бастера Китона. Струны порваны… Аккорды яростны… Кто-то из ассистентов, присутствовавший на съемочной площадке, отметил: «…между ними была заметна некоторая ревность, поскольку каждый хотел отхватить лучший кусок пирога… каждый стремился завладеть вниманием зрителей». Наверное, поэтому Чаплин сказал партнеру: «О, Бастер, похоже, это уже слишком! Тебе не кажется?» Впоследствии Китон говорил, что на самом деле именно за работой Чарли наименее смешон, если можно так выразиться.
Весной 1952 года, после завершения основных съемок «Огней рампы» Чаплин занялся своими финансами. Он спрятал б'oльшую часть документов в банковский сейф, ключ от которого отдал жене. Акции компании United Artists тоже были переписаны на Уну. Она получила доступ к банковским счетам мужа и доверенность на право распоряжаться ими. Чаплин снова обратился за разрешением на повторный въезд в США, и вскоре виза была получена. Кроме того, он уладил все разногласия с налоговой службой.
Чарли твердо решил ехать в Лондон – там должна была состояться мировая премьера «Огней рампы». Он больше не мог рассчитывать на доброжелательный прием своих картин в Соединенных Штатах. И действительно, на предварительном просмотре в Нью-Йорке, устроенном для прессы, Чаплин почувствовал не только безразличие, но и враждебность аудитории. Друзьям и коллегам Чарли говорил, что просто собирается на каникулы с женой и детьми, но тот факт, что он привел в порядок свои финансовые дела, свидетельствует: каникулы могли стать бессрочными. А может быть, он предчувствовал, что в США его больше не пустят?
17 сентября Чаплин вместе с семьей отправился в Англию на борту лайнера Queen Elizabeth. После всего двух дней плавания ему сообщили, что разрешение на повторный въезд в США аннулировано. Он не мог вернуться, не ответив на вопросы относительно своей моральной распущенности и, главное, политических
Сначала Ч. Ч. возмутился. Он высказал намерение вернуться и опровергнуть все выдвигавшиеся против него обвинения. Чаплин вполне мог оправдаться. Федеральное бюро расследований несколько лет следило за всеми его выступлениями и действиями, но не обнаружило никаких доказательств неблагонадежности. Сплетни и слухи не в счет. Однако он очень боялся, что американские власти наложат арест на его финансовые активы и конфискуют имущество. Это был его самый большой страх – лишиться богатства. Чарли всю жизнь преследовал ужас возвращения к бедности, которую он познал ребенком. Вполне вероятно, что Чаплин сильно волновался, пребывал буквально на грани паники.
В Лондоне его встретила огромная толпа, хотя многие считали, что прием был не таким восторженным, как в предыдущие годы. Чарли собирался показать молодой жене и детям весь Лондон и в первую очередь те районы, в которых он вырос. Ему хотелось привести их к источнику своего вдохновения. Из номера в отеле Savoy был виден недавно построенный мост Ватерлоо, соединяющий Вестминстер и Ламбет, но для Чаплина значение имело только то, что эта дорога вела к его детству. Они бродили по улицам Кеннингтона и Ламбета, но очарование этих районов было по большей части утрачено из-за разрушений в результате бомбардировок и нового строительства. Как бы то ни было, Чаплин вернулся. Он по-прежнему лондонец, кокни.
Однажды утром они с Клер Блум, тоже приехавшей на премьеру, решили прогуляться по рынку Ковент-гарден, и весть о присутствии Чарли распространилась мгновенно. Впрочем, торговцы овощами и фруктами не окружили Чаплина, а просто стояли за своими прилавками и приветствовали. Он был польщен и тронут, что его по-прежнему считают здесь своим.
Конечно, Чаплин принадлежал к миру театра, и за дни, проведенные в Лондоне, встретился с разными знаменитостями из Уэст-Энда. Они с Уной слетали в Париж на премьеру «Огней рампы», и во время этого путешествия посетили студию Пикассо. Два великих художника говорили на разных языках, поэтому Пабло просто показал Чарли картины, над которыми тогда работал. Чаплин, в свою очередь, исполнил для него знаменитый «танец булочек» из «Золотой лихорадки». Впоследствии Пикассо писал о Чаплине так: «Его тело стало другим. Время оставило на нем печать и превратило в другого человека. Теперь он заблудшая душа – просто еще один актер в поисках индивидуальности и больше не способный никого рассмешить». Такая реакция стала обычной – Чаплин уже ничем не напоминал Бродягу. Это был очень невысокий джентльмен с седыми волосами, обязанный улыбаться и сохранять бодрый вид.
Вполне допустимо предположить, что и мысли Чарли стали другими. Его младший сын, Майкл Чаплин, вспоминает: «В Лондоне я видел, как мой отец сидит, одинокий, в большом кресле, и смотрит прямо перед собой, словно чем-то озабочен и нуждается в помощи».
17 ноября Уна полетела в Нью-Йорк, а затем в Голливуд. Она поехала спасать деньги мужа. Через два дня ей удалось получить доступ к банковскому сейфу и забрать хранившиеся там документы и ценности. Кроме того, миссис Чаплин перевела 4 миллиона долларов на зарубежные счета. После этого она распорядилась отправить мебель в Европу и заперла дом.
В ее отсутствие у Чарли случилось нечто вроде нервного срыва. Он боялся, что самолет разобьется или Уну задержат американские власти. Чаплин не мог представить себе жизнь без нее. Возможно, он также очень боялся, что ее путешествие окончится неудачей и все его деньги будут безвозвратно потеряны.
Уна узнала, что агенты ФБР допрашивали их прислугу, пытаясь добыть доказательства «моральной распущенности» хозяина. Такому же допросу подверглись друзья, адвокаты и даже вторая жена Чаплина Лита Грей, но безрезультатно. Тем не менее всем сразу стало ясно, что в Калифорнию Чаплин не вернется.