Чародеи с Явы
Шрифт:
После беглого изложения представлений традиционного сознания мы перейдём к описанию древних индонезийских культов.
До прихода ислама, а ещё раньше индуизма в Индонезии были распространены анимистские верования. Кроме того, здесь существовала ещё одна форма приближения к божественному — шаманизм. Его нельзя выделять в особый культ или секту. Шаманизм по отношению к анимизму занимает то же место, какое занимает мистика внутри больших религий — таких, как христианство, ислам, индуизм. Но мистика доступна каждому, а здесь лишь одному человеку — шаману — дано познать божественное через экстаз.
Шаманизм не получил большого распространения. Он практиковался главным образом в Центральной Азии и Сибири. Само слово «шаман» пришло из словаря одного из племён пастухов-земледельцев Центральной Азии [26] . По сути дела, о шаманизме можно говорить только применительно к народам, обитающим возле Полярного круга. Тем не менее в Китае, Индии, Малайе, Индонезии этнографы отмечают довольно значительное наличие местного шаманизма. Несмотря на влияние местных верований и некоторое различие в обрядах, типичная структура шаманской мистики у монголов и у саами одна и та же.
26
Шаман — тунгусское слово. В европейские языки оно попало через русский. Тунгусы же, очевидно, восприняли это слово от буддистов Центральной Азии, у которых оно означало «буддийский монах», «аскет»
Предназначение шамана — якобы путешествовать в виде духа по ту сторону видимого мира, с тем чтобы встретиться с праотцом и праматерью всего сущего. По возвращении он должен рассказать о своём пребывании в царстве мёртвых, духов и богов. При этом шаман использует чаще всего мифические элементы религии, распространённой в данной местности. Структурно шаманское искусство подчиняется единой схеме: с помощью танца он доводит себя до транса и падает замертво. Во время священного сна его душа покидает тело и улетает в мир иной. Затем она возвращается и вновь вдыхает жизнь в телесную оболочку шамана.
Излишне говорить, что подобное умение наделяет шамана большой властью: он якобы укрощает огонь, умеет летать, спускается в преисподнюю, исцеляет хворь, приманивает дичь, говорит со зверями, а то и превращается в медведя, волка, тигра, выдру и т. п.
Каждый его подвиг обставлен определённой символикой. Шаман может отправиться в путешествие, толь-ко впав в транс, когда он покидает свою земную человеческую оболочку. Он должен вначале умереть, чтобы воскреснуть затем в царстве бессмертия. Смерть тела — это воскрешение души.
Вряд ли имеет смысл останавливаться здесь подробно на многочисленных разновидностях шаманизма. Вышеизложенной схемы достаточно для того, чтобы попытаться проанализировать сунданскую церемонию бенджанг.
Сунда представляет собой довольно однородную культурную сферу, поэтому мы рассмотрим вместе три описанные выше церемонии. В них нетрудно увидеть символику, общую для всей Юго-Восточной Азии.
Так, в бенджангё танцоры скачут, оседлав палку-лошадь. На Суматре батаки пользуются ею при обрядах, включающих транс. Большинство религиозных культов мира связывает одержимость с духом, который уносит человека на спине. Чаще всего это крылатый конь, мчащий человека в подземное царство, в потусторонний мир. В верховой езде есть ещё и сексуальный символ — демонов распаляет вынужденная пассивность седока. Кто на ком сидит — не имеет значения, это два лика одержимости. Лошадь-палка фигурирует и во время церемонии обрезания в Сунде: этот обряд отмечает переход от детства к юношеству. Осёдланный конь знаменует власть над собственными инстинктами, собственной сексуальностью: укрощённый человеком конь — это урезоненное воображение. А укрощать — значит приводить к порядку. Обрезание, обряд инициации, знаменует появление нового человека, и в этом тоже есть элемент шаманизма: побеждая собственное тело, свою природу, инициированный возрождается, возносясь над хаосом, приобщается к миру духов.
Эта лавина символов рискует показаться чистым произволом, но символизм не однозначен. Он приспособлен к различным граням сознания индивидуума. Религии типа христианства и индуизма возникли на базе древней символики, смысл которой затем трансформировался, но всякий мог найти в системе символов то, что больше всего соответствовало ему лично. Это, кстати, было одним из открытий психоанализа, рассмотревшего сквозь призму символики глубинные мотивы человеческого поведения.
Данное отступление имеет прямое отношение к церемонии бенджанг, ибо понять её можно, лишь увидев во впавших в транс сунданцах не дикарей, принявших звериный облик, а одну из тенденций духовной жизни, кроющуюся в сознании каждого.
Церемония бенджанг начинается, как вы помните, с перевоплощения человека в тигра. Подобную «мутацию» изучала в Малайе, в районе Келантана, Жанна Кюизинье. Тигр присутствует в мифологии всех народов Юго-Восточной Азии. Кстати сказать, в Индонезии он и поныне встречается в горах Суматры и Явы. Свирепая полосатая кошка не случайно занимает столь большое место в легендах, обрядах инициации и даже некоторых национальных праздниках: ежегодно в мае, когда дивизия Силиванги торжественно марширует по улицам Бандунга, впереди неё шествует человек, одетый в шкуру тигра. Малайский шаман, прежде чем получить своё звание, должен отправиться в джунгли, найти там тигра и оседлать его (хотя бы фигурально). Сунданцы верят в то, что их прародителем был тигр. Находясь среди них, мы нередко слышали, что после смерти каждый сунданец вновь перевоплощается в зверя. Яванцы и сунданцы часто делают подношения владыке джунглей. Иначе он может явиться в деревню и утащить ребёнка — такое, к слову сказать, до сих пор случается в заброшенных деревнях Суматры и Западной Явы.
Итак, тигр не только фигурирует в сеансах шаманского колдовства, но и является существенной частью анимистических верований в Юго-Восточной Азии. У сунданцев кроме бенджанга есть ещё просто танец тигра. Его обычно исполняет старик. Впадая в транс, он отождествляет себя со зверем. Однако без посторонней помощи он не в силах выйти из сумеречного состояния — в отличие от шамана, способного и тогда сохранять самообладание.
Отождествление с другими животными распространено у многих народов мира. В частности, в Центральной Азии и у саами известен культ медведя и волка. Превращаясь в них, шаман посылает удачу охотникам и рыболовам. В самом деле, медведь привлекает других медведей — колдун как бы превращается в живую приманку. Существуют и другие толкования этого феномена, на которых мы не будем задерживаться.
За всеми этими перевоплощениями и анималистскими танцами кроется идея жертвоприношения могущественным силам природы. Человек покидает свою личину, чтобы понравиться окружающему его растительному и животному миру, от которого целиком и полностью зависит его существование. Став тигром или обезьяной (иногда, как мы видели, с помощью маски), он тем самым умаляет в себе человека, становится равным всем прочим порождениям природы. Не следует думать, что человек низводит себя до животного состояния; он скорее возвышается: ведь человек-зверь возвращается в мифический мир, где нет разницы между живыми существами. Это — возвращение к золотому веку, когда люди и звери свободно общались друг с другом. Природа, символ вечности, не ведает добра и зла и в этом смысле всегда чиста. В ней нет человеческого или животного, для неё все едины.
На животных стали смотреть как на низшие существа сравнительно недавно, под влиянием эволюционистских теорий. Мифическое же сознание, свойственное человеку прежних веков и встречающееся сейчас у первобытных народов, считает все живое единым целым; ритуальные церемонии позволяют с ним слиться.
Проникновение в царство природы предполагает смерть с последующим перевоплощением. Подобная схема толкования традиционных мифических церемоний заставляет нас взглянуть на бенджанг под несколько иным углом зрения. По-видимому, здесь мы имеем дело не с чистым шаманизмом, а с более или менее выродившейся традицией. Дукун не сам совершает экстатическое путешествие, а использует посредников [27] . Почему? Ведь прежде шаман сам общался с потусторонними силами. Можно предположить, что бенджанг, который в древности был обрядом инициации, давал шаману случай показать кому-либо из непосвящённых небесное царство. Постепенно, под влиянием наложив-шихся друг на друга индуизма и ислама, церемония превратилась в акт коллективной инициации. А в наше время, когда понятие инициации постепенно исчезает, бенджанг остался своего рода жертвоприношением богам и мифическим предкам.
27
Следует отметить, что дукун вершил своё действо не в обычном состоянии. Доказательство тому — крайне напряжённое выражение его лица. — Прим. авт.