Чародеи (сборник)
Шрифт:
— Спасибо, — сказал Алабирк. — Ты нас всех спас.
Дэвид подошел к Фили:
— Дай–ка руку. Попробую помочь.
— Ты ж говорил, что не умеешь! — удивился гном.
Поскольку вдаваться в подробности посвящения на острове не имело смысла, Дэвид, уже плетя заклятие для сращивания костей, коротко ответил:
— Знахарь научил.
Здоровой рукой Филлер оттолкнул колдуна:
— Вон, Мелимону помоги! У меня все… еб, больно–то как!.. все нормально.
Дэвид кивнул, приблизился к Мелимону. Опустился рядом на колени…
Через
— Не могу… Слишком серьезные повреждения… Слишком много крови потерял… Его гэемон не… Я хочу сказать — Мелимон уже не может принимать ту силу, которую я ему даю. Он умирает… Я могу задержать его душу еще, может быть, на час… на день… но не больше.
Фили, скрепя зубами от боли, поднялся. Превозмогая усталость, подошли и остальные.
— Тогда отпусти его, — негромко молвил Родерик. — Незачем мучить… Нет, погодь! Можешь сделать так, чтобы он пришел в себя? Хоть ненадолго. Мы хотим с ним проститься.
— Да, — сказал Дэвид, — могу.
Он соединил ладони и влил в тело гнома огромное количество энергии — все, что смог собрать. Он знал, что таким образом лишь ускорит смерть Мелимона — уже начавший разрушаться гэемон не мог справиться с такой порцией, но на какое–то время она оказала требуемое действие: Мелимон несколько раз моргнул, а затем широко распахнул глаза.
— Что… происходит?.. — Он молчал почти минуту. — Я… умираю?..
— Да, — не стал врать Родерик. — Дравнир и Дубалин уже, небось, заждались тебя на пиру, дурья твоя башка. Мыслю, Сеорида и Эттиля, ты тоже там встретишь. Хотя они были всего лишь человеками, а черт его знает, что с человеками после смерти происходит? — Но верю, в кружке пива Хозяин им не откажет. Уж больно хорошо сражались они. И пали, как герои.
Мелимон слабо улыбнулся.
— Прощай, — сказал Фили, высморкавшись. — Ты был хорошим товарищем. Я знал, что ты всегда сумеешь прикрыть мою спину.
— К тебе за спину… когда ты грызешь… щит… только дурак… встанет… — прошептал Мелимон.
— Он шутит, — тихо сказал Родерик. — Дэвид, можбыть он… все–таки… а?
Дэвид покачал головой, вливая в гнома очередную порцию энергии.
— Еще несколько минут… В лучшем случае.
— Колдун, завязывай… с ворожбой… — Лицо Мелимона на мгновение исказила гримаса боли. — Мне пора…
— Как это пора? — громко сказал Янган. — А обо мне забыл? Ладно, буду краток. Ты был самым веселым гномом на моей памяти. На ваших дурацких именах язык сломаешь, но уж твое–то имя я запомню — благо оно не слишком длинное. Если у меня когда–нибудь будет сын, так его и назову.
Мелимон выплюнул сгусток крови и с неожиданной силой сказал:
— А ты был… самым тупым… майрагином… среди всех, кого я знал.
Это, видимо, была какая–то старая обидная шутка, ходившая в отряде, поскольку Дэвид ее смысла не понял, а вот лицо Янгана вдруг напряглось, и улыбка слетела с лица. Через секунду, правда, он уже хохотал.
— Тебя даже смерть не изменит, чертов коротышка! Если бы ты не стоял одной ногой в
— Нет… это я бы тебе… открутил все… лишнее… — сказал Мелимон. — Где Тали?..
— Я здесь. — Талеминка опустилась на колени. Она улыбалась и плакала одновременно. Плакала, видя смерть своего друга, и улыбалась, слыша его слова.
Мелимон долго молчал. Затем произнес:
— Мы… ссорились… слишком часто…
— Прости меня.
— Нет, послушай… я должен сказать… Мы верим, что после… смерти… будем пировать… под землей, за столом Хозяина… нашего бога… Но я… не хочу… в Чертоги… мне они… не нужны…
Мелимон сжал руку девушки.
— Я хочу… вернуться… родиться… среди людей…
— Что ты такое говоришь?!. — пораженно выдохнул старейшина. Ни одному живому гному он не простил бы такого кощунства.
— Почему? — спросила Талеминка.
— Потому что я всегда… только тебя… — тихо ответил Мелимон. — Мы слишком разные… Ты как ветер… Ты человек, а я… гном… Жалею только… что не отрезал уши… — Он яростно глянул на Янгана. — Этим трем… ебырям… Я любил тебя… больше жизни… даже больше… золота… больше всего… что у меня было… Я… вернусь.
Он содрогнулся и затих. Полуоткрытые глаза уставились в небо. Талеминка глухо зарыдала, спрятав лицо в ладонях.
— Все, — сказал Дэвид, опуская руки. — Кажется, только со мной он попрощаться не успел…
Фили пожевал губами, а потом выдал:
— Я ж говорил: не надо было в этой гостинице останавливаться!
* * *
Близился рассвет. Когда они вернулись на поле боя, чтобы забрать тела своих друзей, обнаружилось, что лошадь Сеорида вернулась и теперь стоит над погибшим. Янган попытался отвести ее в лагерь, но она жалобно заржала и, мотая головой, отошла на несколько шагов. С большим трудом удалось ее успокоить и увести.
— Глядите–ка, — сказал Алабирк, указывая куда–то. — Живой кто–то.
Друзья оглянулись. Большая часть тяжело раненых к утру либо уже отмучилась, либо нашла в себе силы, чтобы уползти отсюда подальше. Солдат, выбиравшийся из груды трупов (именно там они нашли Дубалина), судя по всему, был попросту оглушен и провалялся все это время в беспамятстве.
Алабирк вытащил из–за пояса топор.
— Не надо, — сказал Дэвид. — Пусть уходит.
— Ну уж нет! — возразил Родерик. — Янган, приведи–ка его. Имеется у меня к этому людю задушевный разговор.
Через минуту Янган приволок «языка», который вблизи и без шлема оказался молодым пареньком, чем–то смахивавшим на Эттиля: такие же светлые волосы, такой же не знавший бритвы гладкий подбородок. Юноша ошалело оглядывался вокруг и никакого сопротивления Янгану не оказывал. Видимо, он все еще не мог понять, что же произошло.
— А… где наши? — Это были первые слова, которые он произнес.
Родерик хмыкнул и обвел рукой усеянное трупами поле:
— А ты сам, что, не видишь?
Парнишка сглотнул, не сводя широко распахнутых глаз с грозного лица старейшины гномов.