Чародей из Дубравки
Шрифт:
Мальчик нёсся по полянам, купаясь в росе, он бежал по лесу, по тёплой палой прошлогодней листве. Грязи не было – она бывает только на дорогах. Егор летел по волнам лесного дыхания, пытаясь перекричать трели птиц. Они не обижались – они тоже были счастливы.
Егор не знал, сколько он бегал, но промок весь. Солнце поднялось чуть выше над кромкой леса, пригрело, и одежда мальчика исходила паром, высыхая прямо на нём. С удивлением Егорка понял, что оказался совсем рядом с тем местом, где вчера братья яму рыли в поисках разрыв – корня. За деревьями слышалось тихое бормотание. Егор, как можно тише, подкрался к полянке и выглянул. Рядом с кучей свежевырытой земли сидел маленький старичок. Он подобрал колени к всклоченной бороде, опустив рубаху до самых пят. Рядом на ветке в луче солнечного света, пробившегося сквозь листву, сушились штаны старичка. Он обнял колени руками и прижал к себе лапоть. Второй лапоть плавал в небольшом озерце, которое появилось на месте вырытой ямы.
Старичка этого Егорка знал. Это был Леший. Они, вроде как, даже дружили. Но это, наверное, из-за бабули Егоровой. Ну, он так думал. Бабулю уважали все, и лесные жители и городские. А так Леший с мальчиком и разговаривать бы не стал. Даже на глаза бы не показался. Уж очень он осторожный, как он говорит. Но, на самом деле он трусоват просто. Охает, вздыхает, что люди совсем совесть потеряли. Сорят в лесу, зверушек пугают. А нет бы Лешему воем, да рыком звериным жути нагнать на гостей непрошеных. Ведь он же может, хоть и ростом не больше Егорки. Да и звери лесные ему подчиняются. Но, нет – только охает.
Егора-то Леший издалека заприметил. А как иначе – у него слух очень хороший. Да и птички лесные уже доложили. Только вот сидит старичок и в сторону мальчика не оборачивается. Бурчит и сопит обиженно.
– Я говорю, совести у людей нету, – сказал тихо Леший. – Шастают тут по лесу, ямы роют.
Леший шмыгнул носом и теснее прижал к себе лапоть.
– Я говорю, а ну как зверь какой в яму попадёт.
– И не говори, дядя Леший, – поддакнул Егор, чувствуя себя как-то неловко, ведь посмотреть, а это виновен, что братья яму вырыли.
– А я говорю! Не дело это – хозяйничать без спроса моего, – вспылил тут старичок и пристально так глянул на мальчика из-под нахмуренных бровей. – Я говорю, леший я, али нет?
– Это точно – неправильно, дядя Леший, – промямлил Егорка виновато, понимая, что старичок знает, по чьей указке яму рыли.
Тут и лисичка из-за кустов выскочила, та, что котомку Егоркину приволокла. У, предательница.
– Так мы это,… не подумавши.
– Зарыть надо, – отрезал Леший, а то в лес боле не пущу. И бабке твоей пожалуюсь.
Ну, жаловаться он конечно не будет. Это Егор знал наверняка. Леший хоть и вредноватый мужичок, тем более обиделся, но с понятиями. Сам-то молодым, да глупым тоже, небось, был.
– Да, понял я, зарою.
– А я говорю, потом закопаешь, – оттаял Леший. – Нечего, я говорю, грязь месить.
– И то верно, – повеселел мальчик. Всё- таки хороший он – Леший дубравский.
Вдруг мутная вода в озерце вздрогнула, и на поверхности лопнул большой воздушный пузырь, подбросив лапоть Лешего вверх. Вода забулькатила, как будто закипать стала и начала убывать, а лапоть, как заправский кораблик, стал кружить по озерцу, набирая обороты.
Леший засучил ногами, отползая от края ямы. Видно было, что он здорово струсил, да и Егор от неожиданности испугался. Вода тем временем стремительно куда-то утекала, обнажая мокрые стены ямы, с белыми прожилками корней. Мальчик с Лешим зачарованно смотрели, как лапоть смело рассекает заторы из веток и травинок, носясь по краю образовавшегося водоворота. Ещё мгновение и Леший мрачным взглядом проводил свой лапоть, который исчез в дыре, появившейся на дне ямы.
– Я говорю, яму зарыть надо, – дрогнувшим голосом произнёс старик, прижимая к себе оставшийся лапоть. Леший стащил с ветки сушащиеся штаны и, не прощаясь, побрёл прочь.
А Егор растерянно смотрел на дно ямы с тёмным отверстием. Какие-то мысли вертелись в голове, непонятные предчувствия. Казалось, что всё это связано. И смотрит кто-то из леса и яма эта, будь она неладна и сны Егоркины… не знал он как, но как-то связано. Кстати, про взгляды! Уж кто – кто, а Леший о них должен знать.
– Дядя Леший, дядя Леший! – закричал Егорка.
Старик, почти скрывшийся в чаще, остановился и втянул голову в плечи. Мальчик догнал его и, слегка запыхавшись, спросил.
– Дядя Леший, а ты не слышал?… Ну, может звери там говорили,… что…,– Егорка и спросить-то как не знал. Может ему всё привиделось. – …Ну, что в лесу бродит кто-то… невидимый. И смотрит.
Старик в лице переменился. Он беззвучно зашевелил губами, зачем-то погрозил Егору пальцем.
– Я говорю, Леший я. Ишь, ты… мне…, – проговорил он осипшим голосом. – Я – это… говорю, без моего ведома никто смотреть не будет… невидимый. Понятно, я говорю.
Леший с наигранной обидой развернулся и скрылся за кустами.
– Понятно, – еле слышно сказал мальчик.
Ничего не понятно, но старик что-то скрывает – это точно. И не со зла, скорее всего, а от страха. Уж больно вид у него испуганный. А, может, и нет. Может, Егору всё это показалось. И он зазря на Лешего наговаривает. Яму вот надо зарыть – это точно. Она и так глубокая, а теперь ещё с этой дырой.
Егор пнул босой ногой кусок грязи. А с чего это он яму должен зарывать? Он её, что ли откапывал? Это всё Мишка с Тишкой. Привязались с корнем своим. Вон чего натворили. От воспоминания о братьях Егорке стало ещё грустнее. Они ему обещали поле битвы памятной показать, а он и на них наговаривает. Нет, надо к ним идти. Погода-то вроде хорошая. Может, отведут к Чёрной скале. Сейчас только траву лечебную найти и бегом до Заполяновки.
Наскоро оглядев полянку, Егорка ничего примечательного не увидел. Побродив немного, он в овражке увидел цветок, синенький, а листья как у укропа. Теперь Егор уже не сомневался – понравился цветок, значит это и есть трава лечебная. У него ж талант, как – никак. Правда, Егор не знал каким местом этот цветок к “почесуну” прикладывать. Но, это бабуля разберётся. Сорвав цветок, мальчик вприпрыжку поскакал в сторону Заполяновки.
***
Небольшая деревушка Заполяновка прилепилась к вершине холма у самого края леса. Под холмом в низине тянулись поля с почти дозревшей пшеницей. Яркие головастые подсолнухи обступили крайнюю избу, огороженную ветхим плетнём с чугунками на кольях. На соломенной крыше избы разместилось большое гнездо аиста, но самой птицы видно не было.