Чародей с гитарой. Том 1
Шрифт:
— Приятель, в чем дело? — Мадж с неподдельной озабоченностью глядел на него. — Опять, что ль, решил свалиться на меня без чувств?
— Голова у него закружилась, — резко проговорила Талея, впрочем, голос ее прозвучал мягче, чем прежде. — Грязная работенка.
— Нет, — Джон-Том стряхнул с себя последние страхи, растаявшие в ночи. — Дело не в этом: со мной все в порядке. Спасибо. — Он не собирался открывать им своих опасений.
Талея с сомнением поглядела на него, а потом повернулась на голос Маджа, приговаривавшего:
— Чегой-то слышно...
Внутри раздались шаги,
И пока внимание спутников не было обращено к нему, Джон-Том сумел осознать по крайней мере часть Клотагорбова предупреждения.
Если нечто сумело привлечь сюда злую силу из его мира, да еде такую, что никто здесь, даже сам Клотагорб, не в состоянии понять ее сущность, то что может помешать неведомому злодею, переменив направление, однажды обрушить столь же неведомую жуть на его родную планету? Как сумеют люди, занятые вздорными политическими распрями между собой, поглощенные непрекращающимися раздорами с соседями... Как сумеют люди отразить разрушительный натиск силы загадочной и магической? Кто тогда поверит своим глазам — он ведь и сам не мог им поверить, столкнувшись с чародейским мастерством Клотагорба.
Если верить престарелому чародею, рядом со злом, прокравшимся в это место и время, злодеяния нацистов покажутся проказами учеников воскресной школы. Удовлетворится ли зло, поглотив этот мир, или же оно потянется дальше к новым, возможно, более легким завоеваниям?
Он изучал историю, а потому знал ответ. Жаден аппетит зла, оно целеустремленнее благородства. Успех не насыщает склонность к разрушению — только подкармливает ее. Этой хворью человечество мучилось всю свою историю. И то, что он видел вокруг, вовсе не давало оснований надеяться, что сила, устрашившая Клотагорба, здесь станет вести себя иначе.
Где-то в укромном уголке этого мира сгущался и креп ужас. Джон-Том представил себе Клотагорба: приземистая уморительная черепаха на задних лапах... с ящичками в жилете, шестигранными очками... с этой вечной рассеянностью. Пришлось напомнить себе об истинной мощи чародея. Внешность обманчива — во всех шуточках Пога и Маджа все-таки чувствовалось уважение к волшебнику.
Итак, на эти округлые плечи — впрочем, откуда плечи у черепахи — легла ответственность не за один мир, за оба. В том числе и за его собственный, убаюканный призрачной незыблемостью физических законов.
Он поглядел на остановившиеся часы, вспомнил о зажигалке, вспыхнувшей разок, прежде чем в ней кончилось горючее. Законы природы функционировали здесь, как и дома. Мадж просто не знал этих «заклинаний», физических закономерностей, которым повиновались часы и зажигалка. Мысль ходит разными путями. В его мире это наука, здесь — волшебство. Слова звучат одинаково, но действуют по-разному.
Неужели и в его собственном мире можно колдовать ради зла и добра?
Он глубоко вздохнул. Если дело и впрямь обстоит подобным образом, значит, у него нет надежного убежища.
Ну а если так, что остается делать? Надо вернуться к Древу и не просить, чтобы его отослали домой, но предложить старому чародею свою помощь, пусть это будет только рост и руки, если он не способен ни на что другое. Потому что,
Это было, пожалуй, уже слишком. Джон-Том чувствовал себя спасителем Вселенной. «Не части, мальчик, — осадил он себя. — Нельзя спасать миры из вонючей тюремной камеры, обделавшись с головы до ног, раз местные держиморды играют по собственным правилам. А ты, вне сомнения, туда загремишь, если не будешь слушать Маджа и не поможешь этой очаровательной дамочке».
— Хорошо, все хорошо, — негромко пробормотал он. — Все уляжется, если следовать логике. Это все равно что проверять заполненные учениками тесты.
— В чем дело, приятель, а?
— Ничего.
Выдр внимательно поглядел на него и отвернулся к двери.
Жизнь есть серия последовательных испытаний, напомнил себе Джон-Том. Где же он это прочел? Конечно, не в законах древнего Перу, и не в основах гражданского законодательства, и не в тексте Калифорнийских Договоров. Но теперь он был готов к ним: ко всем внезапным изгибам и поворотам жизненного пути.
Примирившись, таким образом, с собой и со Вселенной, он повернулся к двери и принялся ждать, что еще ему прикажут делать.
Наконец заупрямившаяся ручка повернулась. За дверью показалась фигура, неторопливо оглядевшая ночных гостей. Некогда создание это было массивным, однако плоть явно уже начала усыхать от старости. Руки были едва ли не длиннее всего тела Маджа. Длины той, что держала над головою фонарь, вполне хватало, чтобы осветить сверху волосы Джон-Тома.
Рыжие бакенбарды орангутана давно поседели. Знакомой формы круглые очки в золоченой оправе намекнули Джон-Тому, что или заклинания здесь не помогают против плохого зрения, или у чародеев до таких пустяков просто еще не дошли руки. Обезьяна облачена была в шелковый халат с кружевами и напоминала старую даму... Джон-Том ухитрился не фыркнуть. Не следует ничему удивляться...
— Ну, чтоо этоо тут у меня пооставили? — Голос орангутана напоминал скрежет ржавой косилки. Он поверх очков глянул на Талею. — Я тебя знаю.
— Конечно, — торопливо отозвалась она. — Я — Талея Ветреная, Лунное Пламя. Однажды я помогла тебе.
Не отводя от нее глаз, Нилантос медленно закивал.
— Ах, да. Теперь вспоомнил. Талея Соомнительная оот Плаща и Кинжала, — насмешливо передразнил он.
Талея ничуть не смутилась.
— Ну, тогда, кроме моей репутации, вспомни о шести фиалах с зельями, которые я добыла для тебя. С запретными зельями. Их осуждает даже гильдия чародеев, не говоря уж, — она деликатно
кашлянула, — о лекарях.
— Да, да, коонечно, я поомню, — доктор обреченно вздохнул. — Доолг есть доолг. И какоое же делоо заставляет вас пооднимать меня среди ноочи?
— Не одно, а целых два. — Девица направилась к фургону. — Подержи дверь открытой.
Джон-Том и Мадж присоединились к ней, поспешно отбросили полог и извлекли из-под него несчастных жертв ночной активности Талей. К немалому облегчению Джон-Тома, мускусная крыса теперь издавала громкий и вполне здоровый храп.