Чародей в ярости
Шрифт:
— Ничуть не сомневаюсь. — Саймон повернулся к солдатам. — И все же творили это не они. Они попали под власть злых чар. Идем, мы должны им помочь. — И повернувшись опустился на колени рядом с одним из солдат, оставив Рода в недоумении. Произошло все это внезапно, хотя Саймон и был вежлив, он явно пытался сменить тему. Чего он увидел в Роде такого, что столь обидело его?
— Странная жертва, — пробормотал он себе под нос.
— И впрямь странная, — согласился Векс. — Судя по его лексикону и манере держаться, он кажется слишком солидным, чтобы скитаться по дорогам.
Род медленно поднял голову.
— Интересная деталь... Давай поможем ему. — Он привязал вожжи к верхней перекладине телеги и спрыгнул на землю.
Саймон стоял на коленях около сержанта, положив ему руку на плечо, но по-прежнему держа в другой посох. Он, нахмурясь, пристально смотрел ему в лицо, чуть склонив голову набок, словно прислушиваясь. Род начал спрашивать его, а затем увидел в глазах Саймона знакомый отвлеченный взгляд и сумел вовремя закрыть рот, не сказав ни слова. Он много раз видел такое же выражение на лице Гвен, чтобы перепутать его. Видел его время от времени и на лицах своих детей, особенно Грегори.
Род не знал, что именно тут происходило, но определенно нечто псионическое.
Сержант открыл глаза. Моргнул, морщась от боли, а затем сел, массируя горло.
— Что ты... — А затем глаза его в ужасе расширились. — Нет, я! Что я сделал с тобой?
Род успокоился. К сержанту вернулась совесть.
Глаза сержанта потеряли фокус, когда он окунулся в воспоминания о недавнем прошлом.
— Я... нет, я подавлял... я убивал! А, бедняги! — Он плотно зажмурился, лицо его сжалось от боли. — Я видел, как эти руки рубили бегущих крестьян, а потом воровали немногие монеты, какие у них были! Я слышал, как мой собственный голос клял селян и гнал их сынов служить в армию колдуна! Я...
— Ничего не сделал, — строго, но без гнева сказал Саймон, голос его окреп и посуровел, пронзив раскаяние сержанта. — Выше голову, прапор, ибо ты находился под властью чар. Пока твой околдованный разум спал, тело твое двигалось по чужой воле. В тебя заложили его приказания, и твое тело помнило их и совершало действия по его приказам. Что бы ты не помнил о том, что делали твои руки и кричал твой голос, это сотворил не ты, а Альфар.
Сержант поднял голову, в глазах у него зарождалась надежда.
Род старательно сохранял бесстрастное выражение лица. Интересно, очень интересно, что Саймон знал природу этих чар. И еще интересней, что он мог разбить их.
Это, конечно же, означало, что он был телепатом. А также означало, что брошенный им на Рода пораженный взгляд, был вызван тем, что он видел перед собой человека, но не чувствовал неотделимого от него разума. Род вполне понимал его изумление, так как и сам не раз испытывал то же чувство...
Естественно, возник интересный вопрос о том, как же Саймон ускользнул от невода Альфара. Или у колдуна в обычае дозволять ведьмам и чародеям свободно разгуливать по сельской местности, даже если они не примкнули к нему? Род почему-то сомневался в этом.
Сержант поднял на Саймона взгляд из глубин отчаяния.
— Что за чушь ты несешь? Когда на меня могли наложить злые чары?
— Чего не знаю, того не знаю, — ответил путник, потому что меня там не было. И все же подумай, вероятно, это произошло сразу после битвы, когда тебя взяли в плен.
Глаза сержанта расширились, и он отвернулся, но уже не видел перед собой ни обочины, ни деревьев.
— Да, битва... Наш доблестный герцог повел нас против подлой армии колдуна, и та дралась плохо. Они наступали на нас, опустив алебарды, но с застывшими взглядами. Это пугало, ибо их алебарды всегда оставались вровень, и даже поступь их не различалась меж собой, но наш герцог крикнул: «Да они же марионетки. И могут делать лишь то, что желает от них хозяин, когда дергает за ниточки. Вперед, храбрецы, так как он не может руководить одновременно тысячей отдельных боев!» — И опустив копье поскакал прямо на врага. Его крик воодушевил нас, и мы последовали за ним. Все вышло так, как он сказал, потому, что нам требовалось лишь увертываться от алебард. Хотя держащие их ратники пытались поспевать за нами, мы двигались быстрее, и сближались вплотную с ними, коля и рубя. Армия колдуна начала отступать не потому, что отходила, а потому что ее теснили. Но с неба на нас с воплем обрушилось что-то мерзкое и огромное, и внезапно воздух наполнился летящими камнями. Армию нашу окутали слои огня, и мы в страхе закричали. Испугавшись, мы отступили, и солдаты колдуна двинулись следом за нами. Вдруг ратник передо мной оглянулся со странным выражением в очах, жутким и сверхъестественным. «Обернись, парень! — крикнул я и ткнул мимо него алебардой, отводя удар, что убил бы его. — Обернись и сражайся за своего герцога!» «Нет, — молвил он, — что нам хорошего сделал герцог, кроме как забирая как можно больше, а отдавая как можно меньше? Я теперь буду сражаться за колдуна!» И поднял алебарду сразить меня. Но все же, какие б там чары не завладели им, они замедлили его движения. Я уставился на него, ужаснувшись тому, что услышал, а затем увидел, как на меня обрушивается его алебарда. Я отбил ее в сторону, но повсюду вокруг меня солдаты герцога в передних рядах армии поворачивались поразить своих же товарищей в задних рядах. Миг спустя мне пришлось защищаться изо всех сил, но от ратников, в той же ливрее, что и моя! Позади них, я увидел герцога на его высоком коне, посреди частокола алебард. Его окружали, стараясь поразить его же ратники! Он обернулся, рыча от ярости, и его меч рубанул, описав полукруг, скашивая топорища алебард, словно пшеницу и все же на месте каждой падшей возникала дюжина других. Затем в воздухе над герцогом проплыл какой-то малый и набросил на нашего лорда петлю, а затем намотал веревочные петли, прикручивая руки к бокам. Он в гневе заревел, но чародей сорвал его с коня. Герцог с грохотом упал за частокол алебард, и я в отчаянии закричал, отбивая окружавшие меня клинки. Но на меня наползала какая-то тяжесть. Я боролся с ней и, хвала небесам, почувствовал, как во мне поднимается гнев для противодействия ей, но тяжесть становилась все больше и больше. Я едва ощущал алебарду у себя в руках. Затем вокруг меня все потемнело, словно я заснул. — Он медленно поднял голову, глядя на Саймона. — Больше я о той битве ничего не помню.
Саймон кивнул.
— Вероятно ты, в свою очередь, повернул против товарищей позади тебя, И все же не вешай голову, они, быть может, тоже попали под власть тех чар. Чего еще ты помнишь?
— Да так... — Солдат снова отвернулся, глаза его остеклянели. — Только короткие обрывки. Помню, как шел посреди отряда, примерно, в тысячу мечей. Вокруг были ливреи колдуна, а те из нас, кто носил цвета герцога, находились внутри. В центре отряда ехал наш великий герцог, без шлема, с перевязанной окровавленной тряпкой головой и связанными за спиной руками! — Он плотно зажмурил глаза, опустив голову.
— Увы, мой благородный господин!
— Не раскисай! — Род протянув руку, сжал сержанту плечо. — По крайней мере, он еще жив.
— Да, наверняка! Он гневно озирался, бранясь! — глаза сержанта сверкнули. — Ах, доблестный герцог! Его не смогли опутать чары!
— Он — человек сильной воли, — согласился Род. — Что ты еще помнишь?
— Да... как явились домой. — Рот сержанта сжался. — Но какое же там вышло возвращение домой? Ибо я видел, как вооруженная шайка уволокла милорда герцога в его же темницу. Затем с дикими криками все солдаты повернулись приветствовать колдуна Альфара, когда тот проехал через ворота в золоченной карете, и я, я был одним из них!
— Как он выглядел? — прицепился Род.
— Не могу сказать, — покачал головой сержант. — Видел лишь мельком, меж занавесок катящейся кареты, когда он проезжал мимо. Худощавый человек с окладистой бородой и в бархатной шляпе. Больше я ничего о нем сказать не могу.
Саймон кивнул.
— А после того?
— После? Те из нас, кто носил ливрею герцога, ходили без оружия. Мы играли в кости и глушили вино, в то время, как носившие ливрею колдуна, забирали нас одного за другим и приводили обратно одетыми уже в цвета Альфара. — Лицо его задергалось, он сплюнул.
— Что произошло, когда забрали тебя? — мягко спросил Род.
Сержант пожал плечами.
— Пошел я охотно, а почему бы и нет? Колдун был премудр и благ, его люди, наверняка, не могли причинить мне вреда! — Рот его передернуло, словно он прикусил горечи. — Меня взяли двое солдат с алебардами в руках, хотя нужды в них и не было.
— И куда тебя отвели эти двое?
— В покои капитана стражи, но там ждал меня не он. Я б не узнал того помещения, так как там было темно, и воздух заполняли сладкие запахи. На столе горела свеча, меня посадили перед ней, а дверь позади закрыли. Тут стало темно, я увидел сидевшего напротив меня, но различить его лица и его цветов не мог, ибо они пропадали в тени. «Спи, — велел он мне, — крепко спи. Ты упорно сражался, ты доблестно бился. Ты заслужил в награду сон.» Так говорил он, и действительно глаза мои закрылись, и меня окутала тьма, она была теплой и успокаивающей. — Он, моргая, поднял взгляд. — Я лишь теперь пробудился от того сна. Все, что помню, было словно во сне.