Чародей звездолета «Агуди»
Шрифт:
Адвокат наркомана на суде произнес великолепную речь в его защиту, а закончил саркастически:
– Безупречная репутация?.. Значит, любой из нас получает право на убийство, так сказать, лицензию на отстрел одного-двух хулиганов, если наберет определенное количество лет без нарушений?.. А сколько, простите, мне надо набрать безупречных лет на право убийства?
К счастью, оперативники подсуетились и перед самым заседанием успели выяснить, что у адвоката сын якшается с непонятной компанией, сам отец на теле сына находил подозрительные следы от уколов, которые сын объяснял всякий раз по-разному, и потому адвокат сражался за наркомана яростно, неистово, с жаром и
Тогда повезло, но пример вдохновил суды, приговоры мерзавцам пошли все жестче и жестче, демократы подняли крик о диктатуре, но снова пришлось заткнуться: кто, как не сам простой народ, требует вешать гадов прямо на улицах?
Наши юристы круглыми сутками корпели над составлением свода законов, ибо Сулла пришел и ушел, на какое-то время республику и демократию спас, но законами не закрепил, и пощаженный им энергичный мерзавец вырос, взматерел, набрал сил и сторонников, к старости сумел ввести войска в Рим и тем самым создал на все века прецедент для всего человечества: как совершать военные перевороты и гробить демократии.
– Это очень важный вопрос, – сказал Карашахин, его палец скользил по нескончаемому списку статей. – И вот этот… А вот по этому вообще бы провести референдум…
– Зачем? – спросил я.
– Посоветоваться с народом… Чтоб знали, что принимают. И подчинялись.
Голова у меня трещала с утра, строки то расплывались, как в тумане, то двоились, четкие и отбрасывающие веерные тени.
– Нельзя, – сказал я со злостью, – нельзя допускать народ, все население – до крайне важных вопросов!.. Нельзя. Это хуже, чем если советоваться с народом, какой памятник отгрохать в центре города. Или на окраине. Понятно же, если такое на всеобщее голосование, наши площади заполнятся памятниками футболистам, хоккеистам и бутылкам пива. Человек слаб… мы все слабы. Нам нужны управляющие нами силы, мы охотно принимаем власть астрологии, примет, гороскопов, моды, общественного мнения, религии, этикета… совершенно забывая, что и астрологические таблицы составляют люди, и приметы придумывают они, даже от имени Бога осмеливаются говорить, только бы втемяшивать в покорно склоненные головы нужное им лично!
Он вздохнул:
– Да, но там политики действуют через моду или религию. А мы – диктатура, тоталитаризм, делай, как говорю, а то к стенке! Народ озлобится от такой откровенности… Он не хочет видеть, что им управляют.
Я повторил, чувствуя, как голова становится такой тяжелой, что пора поддерживать ее ладонями:
– Какие памятники ставить, должны решать, скажем, искусствоведы. Каким курсом идти – самые мудрые из футурологов, философов, словом, мудрецы, а не всенародным голосованием. Если идти курсом, который укажет народ, то придем к ближайшему пивному ларьку. В любом народе один мудрец на миллион дураков, а если у мудреца такое же право голоса, как и у дурака, то понятно, насколько мудрая у нас политика, экономика, культура, и вообще куда придем на радость марсианам!
Глава 6
Медсестра делала мне регулярно уколы, снимающие спазмы в сердце, затем инъекции, чтоб мозги не лопнули от ударной волны крови, там все дамбы прохудились, еще пара уколов от рези в печени, затем массаж позвоночника, после чего я вовсе не мог слезть со стола.
Чазов уже не настаивает на госпитализации, но врачи дежурят в соседней с моим кабинетом комнате, аппаратуры натащили, как будто готовятся вырастить клона президента.
Сейчас он ощупывал мне живот,
– Давайте, господин президент, колитесь насчет вредных привычек, нарушений режима… Чистосердечное признание очищает совесть, прибавляет срок и сохраняет здоровье.
Я отмахнулся:
– Вредные привычки – ерунда, было бы здоровье… А здоровье – это просто незнание своих болезней!
Он покивал, выслушивая меня через трубочку, одним глазом косил на экран, там светящиеся кривые скачут, как будто во мне бушует магнитная буря:
– Так-так, мне это уже знакомо: не хватает на все сил, но на подрыв здоровья откуда-то берутся. Эх, господин президент, единственный способ сохранить здоровье – есть то, что не любишь, пить то, что не нравится, и делать то, чего не хочется делать.
Я буркнул:
– И я так сколько здоровья и сил угробил на свое здоровье и силу! Лекарство надо принимать такое, какое здоровье позволяет.
– А какие принимаете?
– Когда я вспоминаю о своем здоровье, я пью соки. Но чаще мне хочется забыть о своих болезнях, и тогда я пью коньяк. Да и для сосудов полезно.
Он покачал головой:
– Так вы не на здоровье жалуетесь, а на врача? Есть правило: бесперспективен не тот больной, что жалуется на здоровье, а тот, что жалуется на врача.
Я помотал головой, чувствуя, как кровь поочередно тяжелой волной расплавленного свинца приливает к вискам:
– Что вы, Глеб Остапович! Я же демократ, как я могу жаловаться на вас?
Он кивнул, сместил ощупывание ближе к боку. Сильные пальцы вминались глубоко, нащупывали что-то крупное, скользкое.
– Здесь больно?
– Больно, – ответил я.
– А здесь?
– Ой, больно! – вскрикнул я.
– А здесь?
– А-а-а!.. Больше я вам ничего не скажу!.. Вы же садист, Глеб Остапович. Не знаете, где печень? Она там, где болит и не помещается. Вы сами-то чего так морду разъели? Скоро в двери не протиснетесь!
Он сказал добродушно:
– Толщина и мудрость произрастают вместе. При моем весе у меня здоровая печень, а что у вас?.. Бог наделил вас, Дмитрий Дмитриевич, великолепным разумом… но забыл дать инструкцию, как им пользоваться. Вот вы где блещете, а где так вообще за вас стыдно… Последнее я имею в виду ваше здоровье. Если уж упорно отказываетесь от стационара, то хотя бы включите в обязательный рацион столовые минеральные воды. Рекомендую «Нарзан», «Боржоми»…
Я буркнул:
– Если выпить «Тархуна» и запить «Нарзаном», то можно превратиться в Тарзана… Или в Нархуна. Ладно, это сделаю. Вот видите, я же ваши рекомендации тут же принимаю! А то, понимаешь, только прилег, а уже заколачивают…
Кое-как слез со стола, медсестра помогла одеться, а я настолько скис, что позволил женщине заправить мне рубашку и чуть ли не застегнуть брюки.
– Все-все, – сказал я сварливо. – Министры уже собрались, ждут!
Он проговорил укоризненно:
– И, вновь забыв, что главное – здоровье…
– Такова селяви, – ответил я. – У нас так: кто рано встает – тому и работать.
– А как насчет: если хочешь поработать – ляг, поспи, и все пройдет?
– Ах, Глеб Остапович! Я и так, чтобы вставать пораньше, на будильник положил маленькую мышеловку. Хотя, конечно, я тоже мечтаю о такой работе, на которой можно сидеть и мечтать. Но, увы, все, кто знает, как управлять нашей страной, уже работают таксистами или парикмахерами… Так что приходится вот президентить.