Чародей звездолета «Агуди»
Шрифт:
– Здравствуйте, господин президент! – сказала она.
– А вам здравствовать, – ответил я, – и процветать…
Против воли я засмотрелся на эту сильную, полную жизни женщину, так непохожую на привычных нам крестьянок, колхозниц, а теперь просто неизвестно кого, живущих в заброшенных селах. Эта стоит прямо и смотрит на меня открыто, уверенная и крепко стоящая на земле, уже кобызской земле, темное от солнечного загара лицо почти без морщин, хотя ей далеко за пятьдесят, лицо широкоскулое, нестандартное, но такие лица уже начинают входить в моду, в них своеобразная красота, как и в этих живых и прямо смотрящих
Охватил я единым взглядом и всю ее сильную здоровую фигуру, из-под достаточно длинного платья выглядывают только лодыжки, отполированные солнцем до блеска покрытого дорогим лаком дерева ценных пород.
Она заговорила, у меня мороз побежал по шкуре, столько в ее голосе прозвучало силы, уверенности и трагической мощи:
– Господин президент русского народа!.. Примите от нас земной поклон за доброту и щедрость русских, за бескорыстие, за помощь, которую оказывали нам после переселения на каждом шагу!.. Мы в Узбекистане никогда не видели столько помощи… мы там вообще не встречали помощи, а здесь нас приняли как своих, нет предела нашей благодарности!
Я в смущении развел руками:
– Спасибо за теплые слова. По возвращении передам… своему народу.
Она продолжала тем же звучным сильным голосом:
– Господин президент, у нас есть и просьба к вам, ибо вы и наш президент, верно?
– Верно, – ответил я. – Я рад, что вы это еще помните.
Постарался, чтобы это прозвучало шуткой, просто шуткой, а легкое предостережение в ней отыщут потом, при тщательном анализе президентской речи, наши слова всегда подвергают строжайшей прогонке через все фильтры, подсчитывают количество одинаковых слов, сравнивают интонацию, ударения, оттенки, ищут намеки.
Женщина широко улыбнулась, глаза смеялись, но у меня осталось странное ощущение, что она мгновенно уловила все, что я хотел сказать, оценила и уже готова ответить именно так, как надо ответить.
– Господин президент, – сказала она чарующе, – вы, как глава страны, сильны подданными, что ее населяют. А подданные тогда сильны, когда развиваются свободно, когда для них не ставят рамок. Мы уже встали на ноги, мы сами ухаживаем за своими полями и стадами, сами строим свои дома, платим налоги, а Россия крепнет и богатеет также и нашими усилиями…
Я наклонил голову:
– Золотые слова. Все верно.
– Но мы станем богаче и сильнее, – говорила она громко, – если сможем изучать свой язык в школах…
Я удивился:
– Разве не изучаете? А я слышал…
Она покачала головой:
– Изучаем, конечно, изучаем. Но вот в нашей школе преподают и русский язык, а он сильно мешает обучению на кобызском. Все-таки дети предпочитают то, что легче, господин президент, вы это знаете!.. Когда все на русском, то они и между собой начинают говорить на русском, а это плохо для нашего народа, нашей культуры! Это то же самое, если бы ваши дети сперва учили английский язык, а уж потом – русский. Потому мы просим убрать преподавание русского языка из школ, где больше
Муфтий внимательно слушал, кивал, а когда она закончила и смотрела на меня умоляюще, произнес с достоинством:
– Господин президент, женщина говорит правду. Из школ надо исключить русский язык. Не везде, конечно, а где кобызов хотя бы половина, это она сказала верно. Ведь в следующем году их будет намного больше половины.
Новодворский сказал громко:
– Мы этот вопрос рассмотрим на очередном заседании правительства
Я возразил мягко:
– Но зачем же исключать полностью?.. Пусть сосуществуют…
Муфтий покачал головой, в круглых орлиных глазах блеснула насмешка.
– Не-е-ет, наши дети, как и ваши, стремятся туда, где лучше, проще. Русский язык везде, его учить лучше, знать проще. А мы ведь знаем, что без труда, как говорят русские… Детям не только нужно все давать, но и от чего-то ограждать, к чему-то принуждать, разве не так? Потому соблазн в виде русского языка лучше убрать подальше от юных и незрелых душ.
– Не придется ли им трудно в мире, – спросил я, – где вокруг русский язык?
Он остановился на миг, в черных блестящих глазах на миг промелькнуло странное выражение, затем после едва заметной паузы продолжил другим голосом:
– Пусть выучат сперва родной язык.
Возникла напряженная пауза. Я выждал чуть, они молчали, я сказал с натянутой улыбкой:
– Да-да, вы уже сказали насчет русского и английского…
Я чувствовал себя, как на арене, что постоянно уменьшается. Служба охраны все еще сдерживает прибывающих, но здесь не оградили место встречи ни ленточками, ни барьерами, а сами охранники почти неотличимы от местных, их не воспринимают как охрану. Пятачок сужается, стражи отступают под напором, в одном месте их теснит группа крепких накачанных молодых парней с хорошими чистыми лицами и огнем в глазах, что заставляет стрелять в царей, бросаться под танки со связкой гранат, бесстрашно обличать тиранов и доказывать, что Земля круглая.
– Господин президент! – взывал парень в узбекской тюбетейке, хотя теперь я уже сомневался, что тюбетейку придумали узбеки, а не кобызы. – Господин президент!.. Позвольте сказать…
Стражи хватали его за плечи, муфтий морщился, пояснил мне прохладно:
– Это Хезар, вожак правого крыла «Фетва»… Его можно слушать, но слышать не стоит.
Черные и горящие как уголья глаза парня смотрели в меня с такой напряженностью, что я ощутил жжение луча боевого лазера.
Я кивнул парню:
– Да, говорите.
Он заговорил горячо, захлебываясь словами, они бушевали в нем, как в кипящем котле:
– Мы должны не только знать и помнить язык, мы должны знать историю кобызов! Нашу богатейшую культуру, ведь мы одно из племен, вышедших из Месопотамии, мы воевали с Навуходоносором, нас захватывали ассирийцы, наши предки мужественно сражались с войсками Александра Македонского, а когда Рим… наш народ был уже древним и… с глубокими культурными корнями!..
По глазам Карашахина я видел, что и плесень в пробирке именуется культурой, но это видел только я, сам муфтий вежливо улыбался, на лбу морщинки, символизирующие, по мимике животных, глубокое уважение с желанием понять задачу.