Чародей
Шрифт:
Стоило Неферу остаться в пещере одному, как он распаковал маленький ларец из кедра с чистыми свитками папируса и письменными принадлежностями, который принес ему Хилто, и начал составлять письмо Минтаке. Он был совершенно уверен, что к настоящему времени весть о его смерти уже получена в Аварисе. Помня собственные ужасные страдания после того, как он услышал ложное сообщение о гибели Минтаки вместе со всем ее семейством в Баласфура, он хотел избавить ее от такой же муки. Он хотел также объяснить, что именно Наг и Трок отменили их помолвку, но сам он, Нефер, все так же любит ее больше собственной надежды на вечную жизнь и ни за что не успокоится, пока она не станет его женой.
Все это следовало изложить таким языком, который, если свиток попадет не в те руки, оказался бы непонятен никому, кроме Минтаки.
В начале он приветствовал ее как «Первую Звезду». Ей следовало вспомнить, как они обсуждали происхождение ее имени и она сказала:
– Меня зовут как третью звезду в поясе небесного Охотника.
А он ответил:
– Нет, не третью. Самую первую на всем небесном своде.
Он выводил иератические знаки с великим усердием – он всегда превосходно писал. И подписался «Дурак из Даббы», уверенный, что она узнает намек на ошибку, которую он совершил, когда они были одни в пустыне.
Вечером, когда охотники вернулись и все наслаждались свежим жареным мясом сернобыка, Нефер ждал возможности поговорить с Хилто наедине. Она представилась, когда Таита вышел из круга около костра, чтобы немного походить по ночной пустыне. Вместе с грузом продовольствия Хилто привез из Фив несколько больших кувшинов пива, и Таита с наслаждением выпивал чашу или две, но одним из немногих признаков, указывавших на его возраст, была скорость, с которой жидкость выходила наружу.
Как только Маг ушел за пределы слышимости, Нефер наклонился поближе к Хилто и зашептал:
– У меня есть особое поручение, которое ты должен выполнить для меня.
– Для меня это будет великой честью, великий.
Нефер передал ему крошечный свиток папируса.
– Сохрани его ценой своей жизни, – приказал он, и когда Хилто спрятал его в свою накидку, Нефер приказал ему доставить папирус принцессе в Аварис. Закончил он предостережением:
– Не говори об этом никому. Даже Магу. Помни о священной присяге!
На другой день на закате, когда воздух начал остывать, Хилто и Бэй покинули Гебель-Нагару. Они почтительно поклонились Неферу, испросили у Таиты благословение и защитные чары и направились в освещенную звездами пустыню. Лошади поднялись на первый склон холма по россыпи серебристых в лунном свете камешков, которые потрескивали, охлаждаясь во тьме ночи.
Бэй шел впереди лошадей и вдруг отскочил назад, испуганно вскрикнув на своем диком языке, и схватился за амулет в виде кости льва на своем ожерелье. Он указал на странную фигуру, появившуюся из тени, отбрасываемой скалой.
Хилто взволновался еще более:
– Отойди в сторону, злая тень, – закричал он, щелкнул кнутом и сделал знак против зла, а затем пробормотал заклинание против всех призраков и злых духов.
– Спокойно, Хилто! – наконец проговорил призрак. Луна светила так ярко, что фигура отбрасывала на твердый сланец под ногами длинную тень, а голова ее светилась, будто расплавленное серебро в тигле.
– Это я, Маг Таита.
– Не может быть! – крикнул Хилто. – Я оставил Таиту в Гебель-Нагаре на закате. Я знаю тебя. Ты – ужасная тень из нижнего мира, притворившаяся Магом.
Таита шагнул вперед и схватил Хилто за правую руку.
– Почувствуй тепло моей плоти, – сказал он и поднес руку Хилто к своему лицу. – Пощупай мое лицо и послушай мой голос.
Однако лишь после того, как Бэй коснулся груди Таиты костью льва, понюхал, нет ли в его дыхании зловония могилы, и объявил, что он тот, кем представился, старому воину пришлось согласился с этим.
– Но как вы попали сюда, опередив нас? – спросил он горестно.
– Это пути посвященного, – сказал ему загадочно Бэй. – Лучше никогда не задавать такой вопрос.
– Хилто, у тебя на теле есть что-то, что подвергает всех нас смертельной опасности. – Таита отбросил подробности. – Оно источает запах смятения и смерти.
– Я не знаю, что это может быть, – неловко сказал Хилто.
– Это что-то доверил тебе сам Египет, – настаивал Таита, – и ты хорошо знаешь об этом.
– Сам Египет. – Хилто почесал бороду и покачал головой.
Таита протянул руку, и Хилто, вздохнув, сдался без дальнейшего сопротивления. Он полез в кожаную сумку на своем поясе и достал папирус. Таита забрал у него свиток.
– Ничего не говори об этом, – предупредил его Таита, – никому, даже самому фараону. Слышишь, Хилто?
– Слышу, Маг.
Таита взял папирус в правую руку и стал сосредоточенно смотреть на него. Через несколько мгновений на свитке появилось крошечное горящее пятнышко, в ночной воздух поднялся легкий дымок, а затем вдруг весь папирус охватило пламя.
Таита, не отдернув пальцы от высокой температуры, держал его, пока он не сгорел, и затем растер остатки в пыль.
– Это волшебство, – выдохнул Хилто.
– Всего лишь ловкость, – пробормотал Бэй. – Такое может даже ученик.
Таита поднял правую руку в благословении.
– Пусть боги хранят вас во время вашей поездки, – сказал он и после посмотрел, как повозка отъехала и слилась с мраком.
Когда Таита снова очутился около маленького горящего очага в пещере Гебель-Нагары и стоял, отогревая старые кости от холода пустыни, он смотрел на спящего у задней стены Нефера, укрытого овчиной.
Его не рассердила жалкая попытка мальчика обмануть его. Возраст не иссушил его человеческие чувства, не затуманил воспоминания о мучениях страсти, и он сочувствовал желанию Нефера уменьшить страхи и страдания Минтаки. К этому добавлялась глубокая, граничащая с любовью привязанность, которую он испытывал к Минтаке.
Он не стал распекать Нефера из-за возможных последствий этого порыва сострадания. Он дал ему опиум веры в то, что Минтака скоро узнает – он все еще жив.
Он присел на корточки около Нефера и, не притрагиваясь к нему, осторожно проник во внутреннюю сущность мальчика. Благодаря большому опыту при работе со своим пациентом он легко достиг этого. Нефер метался, стонал и бормотал что-то бессвязное. Даже в глубоком сне сила Таиты, наброшенная на него будто сеть, затронула его и чуть не разбудила.