Чародейка. Власть в наследство.
Шрифт:
— Не надо было из-за меня, — Инга испуганно взглянула на Къяру, — ты должна была казнить его, если все это знала.
— Конечно… приказать казнить, а потом вытаскивать тебя из-под стола или из блюда с салатом… и ближайшие несколько лет, а то и больше, пытаться остановить расползающиеся слухи. Отец был бы в ярости. Запомни, сестренка, он может простить многое, но никогда не простит утраты достоинства. Я и так сумею разобраться начальником стражи, не волнуйся. Он навсегда забудет, что такое брать мзду. А не забудет, будет горько жалеть, что
Инга заглянула в глаза сестре и поверила тут же. Такой мрачной, холодной и непоколебимой уверенности Инга еще не видела. Она отвела глаза, а потом, решилась спросить то, что ее сильно взволновало.
— Къяра, — растерянно произнесла она, — а что бы Владетель сделал, если бы узнал, что я в обморок упала?
Вслух Инга отца иначе не называла.
— Сестренка, точно сказать не могу… но непременно сумел бы заставить и меня лучше следить за тобой и тебя вести себя более достойно, а так же очень сильно пожалеть, что ему пришлось напоминать нам об этом. Я с детства знала, что как бы плохо и больно мне не было, лишь упав замертво, я могу позволить себе перестать держать себя с достоинством и соблюдать правила придворного этикета.
— Он тоже бил и наказывал тебя?
— Нет, что ты… отец никогда меня и пальцем не тронул. Он умеет наказывать не физически. К тому же он всегда умело находил тех кто, мог хорошо это делать и без него…
— И он позволял им так с тобой обращаться?
— Нет, позволял не он, позволяла я.
— Как это?
— Я всегда знала, что стоит мне пожаловаться, и любой мой учитель будет тут же при мне казнен. Причем настолько мучительно, что даже смотреть больно… Поэтому такое себе я позволила лишь раз, когда еще не знала, что за этим последует.
— А они знали об этом?
— Не знаю, — Къяра пожала плечами, — кто-то знал, кто-то возможно — нет. А какая разница?
— Мне интересно, как они смели наказывать тебя, зная, что стоит тебе лишь пожаловаться, и их столь жестоко казнят.
— У меня были хорошие учителя, они были жесткими и жестокими, но учить умели хорошо, и никто из них не был трусом. Тот учитель, что учил меня военному искусству, так наоборот, узнав об этом, не раз угрожал, что сам лично скажет отцу, что не устраивает меня как учитель. И я знаю, что он сделал бы это, не выполни я его требований.
— Къяра, как это возможно?
— Элементарно. Для них всех их принципы, честь и долг всегда были превыше своей жизни и собственного благополучия. И меня они научили тому же.
— И ты тоже можешь пойти на смерть ради своих принципов?
— Легко, Инга. Я столько раз ставила жизнь на кон, что уже и со счета сбилась… и то, что смерть до сих пор обходит меня, скорее благоволение небес, чем моя заслуга.
— Неужели выигрыш столь значителен для тебя?
— Обычно — да. Хотя я умею и отступать, только делаю это крайне редко.
— Ты хочешь сказать, что ты идеальна?
— Я? Ну что ты… Нет, конечно! Единственное, что я умею делать, это управлять империей и сражаться за нее, и делаю это неплохо. При этом я немилосердна, строга, раздражительна и жестока. Не умею быть ласковой, доброй и нежной… плохо умею прощать и совсем не умею любить. Моя любовь не принесла счастья никому. Мне не стать ни ласковой супругой, ни любящей матерью. Я очень антипатичное создание, не вызывающее кроме страха и ненависти никаких чувств. И я прекрасно знаю это… Но, к сожалению, это обратная сторона власти, которая не терпит ни сентиментальности, ни добросердечности, а требует лишь жесткого и строгого исполнения законов.
— Ты лжешь! — Инга раздраженно посмотрела на сестру, — Ты сама себе выдумала, что все это требует власть, и оправдываешь этим свое поведение!
— Это твое право так считать. Я тебе высказала свое представление о власти, к которому я шла очень долго. Вернее меня вел отец.
— Вот именно! Он вложил тебе в голову то, что считает он. А ты даже перечить ему боишься и лишь в рот смотришь и киваешь: "да, Владетель, как прикажете, Владетель". Ты же сильнее его, ищи свой путь.
— Года три назад Инга, я тоже так считала, но жизнь заставила меня вернуться на путь, предложенный отцом, и последней каплей решившей все, была твоя мать Инга.
— Во-первых, она и твоя мать, а во-вторых, причем здесь она?
— Про то что, во-первых, я знаю, только язык у меня не поворачивает, столь ненавидящую меня женщину называть матерью, а во-вторых, именно знакомство с ней заставило меня полностью подчиниться отцу, иначе он бы вас казнил.
— Как казнил, за что? — Инга, широко распахнув глаза, изумленно посмотрела на сестру.
— Не за что, а почему. Потому что он хотел заставить меня подчиниться и это был самый надежный способ.
— Ничего не понимаю, — Инга помотала головой
— Отец сохранил вам жизни после того, как мать пыталась сбежать от него с единственной целью: познакомить меня с ней. Когда это произошло, вы перестали быть ему необходимы. Поэтому он поставил ваши жизни на кон и выиграл. Я подчинилась, потому что твердо знала: угрозу свою он выполнит, и не хотела быть причиной вашей смерти. Теперь понятно?
— Да. Только это невозможно.
— Спроси мать, она подтвердит. Она была свидетельницей этого разговора и именно поэтому заставила тебя надеть мой кабалит, потому что знала, в противном случае он жестоко казнит и ее и тебя.
— Это ужасно… Может он только пугал вас?
— Сестренка, он никогда не бросает обещаний на ветер. Он, не задумываясь, переступит через что угодно на пути к цели. Ему была нужна жестокая и беспощадная наследница империи. И он ее получил. Ваши жизни — это последняя уступка с его стороны моим прошлым нравственным принципам, больше такого он мне не позволит. Моя покорность была ценой, которую я согласилась заплатить за них.
— А еще с чего ты решила, что мать тебя ненавидит? Ты что читала ее мысли?