Чароплет
Шрифт:
Невидимая тень сбоку зарычала таким густым басом, что в груди у Франчески загудело, как в барабане. Рядом кто-то застонал. Похоже, Сайрус.
— Все-все, целительница, успокойтесь, — проворчал Луро. — Нет, я не совсем ликантроп. Во второй раз так и не перекинулся.
— А в первый, Лос вас раздери?
Сайрус ухватил ее за руку.
— Фран, где…
— Мы в безопасности, — перебила она, сжимая его ладонь. — Надеюсь.
— В безопасности, — подтвердил Луро. — Пока. Но разлеживаться хватит.
Пошатываясь на нетвердых ногах, Франческа пересказала Сайрусу то немногое, что удалось узнать. Луро общался с невидимым существом — оно отвечало на смеси рычаний и скулежа, из которой, кажется, в свое время с боем выбили грамматику и синтаксис.
Луро велел Франческе с Сайрусом идти на его голос — массивная тень с первого же шага увязалась следом. Франческа настороженно оглянулась через плечо, но различила только бесформенный силуэт. Вскоре тоннель закончился небольшой открытой площадкой, выходящей, как сперва показалось Франческе, на амфитеатр.
На самом деле это был карьер, выгнутый широкой подковой и увенчанный зубчатой стеной. Склоны его представляли собой гигантские длинные уступы, соединенные между собой булыжными пандусами. Вертикальную стену каждого прорезали арочные проемы уходящих в толщу склона тоннелей, а вверх тянулись толстые деревянные шесты, поддерживающие высоко над карьером сплетенную из травы сеть, сквозь которую просвечивало ясное вечереющее небо.
— Мы в ликантропском логове, — выдохнул Сайрус.
— Приюте, ветрогон! — рявкнул Луро из тоннельного зева.
Сайрус сделал вид, что не расслышал.
— Травяная сеть защищает водоем, чтобы дозорные иерофанты не насыпали туда яду с воздуха. — Он показал на дно карьера, и Франческа, вздрогнув, поняла, что виднеющаяся там темная гладь — это небольшое водохранилище.
— Не надо так громко о том, как ветряные бурдюки убивают наших, — пробурчал Луро из-за Франческиного плеча. — Вредно для здоровья.
Франческа обернулась, ожидая увидеть за спиной Луро огромного волка. Но увидела только старого каника и темный зев тоннеля. Там что-то шевелилось. Большой силуэт и несколько других, поменьше.
Сайрус в порванной зеленой мантии, без тюрбана и вуали, пристально смотрел на Луро.
— Значит, каники объединились с ликантропами?
— Не прикидывайтесь тугодумами, — буркнул Луро, подходя ближе. — Могли бы уже и сами догадаться, раз вы здесь.
Тени в тоннеле зашевелились. Снова одна большая и несколько маленьких. На мгновение одна из мелких теней подобралась почти к самому выходу, и Франческа успела разглядеть…
Она прищурилась, сдвигая брови. Может, померещилось. Нет, вот опять: самая обычная, если не считать исполинских размеров, собака. Той же породы, которую разводят каники у себя в Северовратном.
— Вы и здесь своих собак держите? — поинтересовалась Франческа.
— Не собак, — фыркнул Луро.
Франческа застыла как громом пораженная.
— Это ваши дети!
Луро подтолкнул локтем Сайруса.
— Каково это, быть глупее подружки?
— Благодать, — ответил Сайрус, массируя виски. — Одно огорчает: как с ней свяжешься, вечно цепляются репьем какие-то старые идиоты.
Луро посмотрел на Франческу.
— А он у вас неженка.
Франческа, не обращая внимания, показала на зев тоннеля.
— Это ведь те же собаки, которые шныряют по Северовратному.
— Фран, ты о чем?
— Ты сам заметил, что у каников в основном дети и старики, а среднего возраста почти нет. Это потому что весь средний возраст здесь, в саванне, а не в городе.
Луро скривился, словно попробовал какую-то кислятину.
— Не всем удается перекинуться обратно.
— Вы рождаетесь людьми, а потом обращаетесь в собак?
— Наоборот. Мы рождаемся щенятами в саванне, а растем в городе или в селениях помельче. Некоторые кланы в Глубокой саванне держат своих двуногих дома, но мы в большинстве своем предпочитаем жить с людьми. Так удобнее. К тому же присматриваем за кланом. Временами наведываемся в приюты, делаем то, что четвероногим не под силу: строим стены, устанавливаем шесты, латаем сеть и прочее в том же духе.
Франческа почувствовала острую жалость к Луро.
— Значит, вы остались в человеческом обличье?
— Такая история, наверное, с каждым восьмым. Тогда мы возвращаемся в город и из нас получаются старые каники.
— Но ведь именно ваш квартал не знает покоя от ликантропов! — изумился Сайрус. — Как вы… то есть неужели они убивают своих?
— В этих «набегах», как вы их называете, не погиб пока ни один каник. Большей частью это попытки снести внешнюю стену, чтобы легче было перемещаться между городом и саванной.
— А как же доклады о рассвирепевших волках, пожравших целые семьи? — покачал головой Сайрус.
— Не всегда нужно верить докладам, ветрогон. Да, семьи пропадают, но не в ликантропской утробе. Они просто перебираются сюда. Простейший способ исчезнуть, перед тем как придет время детишкам перекидываться обратно.
— Тогда, выходит, то, что вы мне наплели про Саванного Скитальца и напавших на караван ликантропов… — вмешалась Франческа.
— Чистая правда. У людей случается междоусобица, у нас тоже. Нам не давали прохода какие-то северные волки, невзлюбившие мой клан. Поэтому мы не особенно рыдали, когда Скиталец с ними расквитался.
— Когда это было? — уточнила Франческа.
— Лет тридцать назад. А что?
— Пытаюсь представить Скитальца.
— Представляйте в другом месте. Вы угодили в знатную заварушку, и брат вытащил меня сюда разбираться. Если хотите дожить до следующей полночи, вам придется ответить на один принципиальный вопрос — причем честно и без утайки.
— Подождите, — перебил Сайрус. — Ваш брат?
— Альфа-самец этого приюта. Не спрашивайте, что это значит, просто представьте себе волка, который превратит ваши головы в колбасный фарш, если вздумаете зарываться. — Старик начал подниматься по пандусу.