Чаровница для мужа
Шрифт:
Экспертиза установила, что Людмила Куницына была убита ровно за час до звонка. Можно, конечно, предположить, что убийца сделала свое дело, а потом забеспокоилась, что труп не скоро найдут, и сама о себе заявила. Но дело в том, что женских следов, кроме следов самой Людмилы, в округе не обнаружили. Только мужские. Они четко отпечатались на подтаявшей земле: характерные рифленые подошвы мужских ботинок сорок второго размера с причудливым рисунком — что-то вроде вопросительного знака. Судя по этим отпечаткам, мужчина подъехал к воротам на автомобиле (асфальт оказался менее благосклонен к сыщикам, здесь была слишком оживленная трасса), прошел прямо по газону, потом пересек грунтовую пешеходную дорожку и проник в запущенный сад. На тропинке в саду и остались очень четкие следы. Он дошел до крыльца, потоптался — и устремился прочь, видимо, бегом, потому что подошвы сильнее вминались в грунт на передней части стопы. Не было никаких сомнений, что этот человек видел убитую, наклонялся над ней, ведь на его обратных следах остались пятна крови, обильно залившей крыльцо, на котором лежала Людмила.
Однако и этого мужчину вряд ли можно считать причастным к убийству — хотя бы потому, что девушка была застрелена не в упор, а с довольно приличного расстояния. Удалось найти место, откуда стреляли: от старого, полусгоревшего сарая, стоявшего в саду. Там сохранились и отпечатки ног предполагаемого убийцы: тоже мужские ботинки на рифленой подошве, правда, с другим рисунком, но того же сорок второго размера. Нашли гильзу от «вальтера» девятого калибра, убойный вариант. Стрелявший оказался истинным снайпером: Людмила была сражена одним выстрелом в голову с расстояния в тридцать метров. Может, ему повезло, а может, и в самом деле работал профессионал.
Ну что ж, сыщикам предстояла теперь сущая ерунда: выяснить, кто и почему убил Людмилу Куницыну. А также что это был за мужчина, который нашел ее мертвой — и бросился бежать. Убийца вернулся посмотреть на дело рук своих? Но почему не подошел к ней сразу? Сначала был уверен в результате, а потом усомнился? А зачем переобулся? На случай, если вдруг будет обнаружен? Да, предусмотрительный человек… Вообще в этой истории все оказались очень предусмотрительными: и убийца, и тот, кто первым нашел Людмилу, и женщина, позвонившая в милицию из телефона-автомата на автовокзале. Именно там, в подвальном помещении, находился телефон, в укромном закутке по пути в туалет. На железнодорожном вокзале, который был рядом, через площадь, телефоны размещались в зале ожидания, на глазах у множества людей, а главное, продавцов мороженого и цветов, скучающих около своих лотков и потому непрестанно глазеющих по сторонам. А женщина, что сообщила о смерти Людмилы, сделала все, чтобы остаться незамеченной…
И все же один след она оставила.
– Вот, — пробормотала Алена, изо всех сил тараща глаза, потому что тьма вокруг царила кромешная, — вот и сподобилась спуститься в преисподнюю.
– Да какая это преисподняя? — хмыкнул рядом молодой мужской голос, принадлежавший репортеру Герке. — Нормальное бомбоубежище. Бывшее, само собой. А мы его воскресили, облагородили, окультурили!
– Лучше бы вы его осветили, — сказала Алена, шаря вытянутыми руками и пытаясь сообразить, в какую сторону идти. Она вообще страдала топографической тупостью, а уж в такой кромешности…
– Вот именно, — поддакнул рядом сердитый голос Александрины. — Темно, как в заднице.
Подруга, как всегда, выражалась с присущей ей безапелляционностью.
– Уточним! — хохотнул Герка. — Не просто в заднице, а в железной заднице!
– Ой, ой, как смешно, — фыркнула Александрина. — Нет, на самом деле — лампочки перегорели или пробки вылетели?!
– Вас удивляет, что нет света? Экономия, как вы, конечно, подумали? Ни-ни-ни. Мы дадим его в самый последний момент. И тогда, поверьте, недостатка в нем не будет. Даже, пожалуй, хорошо было бы, если б его было поменьше! — сказал Герка, и Алена произнесла удивленно:
– Хм!
– Да-да, — отозвалась Александрина странным тоном с некоей смесью брезгливости и восхищения. — Не удивляйся. С любого места он наизусть «Мастера» шпарит.
– Нра-авятся мне образованные молодые люди! — протянула Алена, и в голосе ее тоже прозвучало восхищение, лишь слегка оттененное тонким кокетством, но этого хватило, чтобы Герка, шедший рядом с ней, сбился с дыхания, а рука его, поддерживающая Алену под локоток, дабы она не споткнулась в темноте, сжала этот локоток покрепче.
Алена затаенно усмехнулась. Ну вот, еще один, кому дерзкий взгляд, дерзкая улыбка и прочие дерзкие прелести писательницы Дмитриевой внушили дерзкие мечты. Еще один, кому нужна любовь! Был такой фильм в былые времена, а может, спектакль театральный с таким названием. А все же, фильм или спектакль?..
Алена только начала было вспоминать, как обещание Герки сбылось: в глаза ударил свет, и его действительно оказалось слишком много, так же, как и музыки, которая взорвала слух. Вернее, придавила его количеством и качеством децибел!
Это был рок, очень тяжелый и очень металлический. Хотя трудно было ожидать чего-то другого на фестивале байкерских рок-групп, ведь именно на этот фестиваль и потащилась Алена за компанию с подругой Александриной и репортером-байкером Геркой. Ему нужно было написать материал в газету об этом музыкальном событии, а Александрина, как она объяснила, вообще любила рок. Ну да, она всегда была в курсе всяких модерновых новаций, это Алена помнила по прежним временам. Александрина вообще реалистка, не то что Алена, вечно витающая в облаках. Прежде, в молодости, она слушала «Времена года» Чайковского или арию Орфея из оперы Глюка, а Александрина — хеви-метал, и БГ, и Цоя, и бардов, и… и… ну, в общем, Александрина стала преуспевающим замом главного редактора реальной молодежной газеты, а Алена как жила в выдуманном мире, так в нем и осталась, питаясь радужными облаками своих фантазий… и теми скупыми каплями золотого дождя, который иногда из них проливался.
Оказывается, прикид у Герки был не маскарадный — его здесь держали за своего: множество таких же накачанных молодцов, широко улыбаясь, радушно тянули к нему увешанные кандалами-браслетами татуированные ручищи, а байкерские девицы — тоже обтянутые кожей и звенящие браслетами — лезли к Герке целоваться, попутно обдавая презрительными взглядами сопровождавших его Алену и Александрину.
«Что это мы при нем, в самом-то деле, как почетный караул?» — подумала Алена и быстренько шагнула к барной стойке, будто бы ей смертельно захотелось выпить. И вовремя шагнула, потому что какая-то особенно нахальная байкерша уже громогласно вопросила, уничижительно озирая Александрину:
– С мамкой, что ли, пришел? Или с бабулей? Одного больше не пускают — плохо себя ведешь, сильно много трахаешься?
Александрина и бровью не повела — ее самоуверенности (или уверенности в себе, нужное подчеркнуть) таким комариным укусом потревожить было невозможно, но Герка жутко покраснел, и Алена призадумалась, что именно в словах байкерши его так смутило. Вообще-то, наверное, ноблесс оближ: в его возрасте и с его внешностью нельзя не быть выдающимся трахмэном, — однако, при всех его мускулах и игривом взгляде, в Герке ощущалось что-то удивительно скромное, потаенно-мальчишеское, и именно в этом крылась неотразимость, а вовсе не в демонстративном ухарстве.