Чарусские лесорубы
Шрифт:
— Панька? — окликнула Лиза подружку. — Ты пойдешь к своему Синько?
Та нехотя, лениво повернула голову.
— Пойду. А что?
— О чем хоть вы с ним говорите?
— Ни о чем, так. Мы ведь не первый день гуляем. Что надо было — давно переговорили.
— И довольны друг другом?
— Конечно, довольны. Нам бы еще отдельную комнату, чтобы не прятаться по темным закоулкам, и больше ничего не надо.
— Он все еще на твоей шее сидит?
— Куда его денешь? Помогаю. Он ведь мало зарабатывает.
— Лодырь
— Не приспособлен он к тяжелой работе.
— А жрет, я посмотрю, за двоих.
— Он ведь молодой, аппетит хороший. Если не кормить его, так он отощает.
— Дура ты, Панька! Корова!
— Почему «дура»?
— По всему. Потом как-нибудь скажу тебе… А сейчас давай одевайся. Пойдешь со мной в Сотый квартал.
— Куда-а?
— Пойдем к Ермакову. Договор на соревнование оформлять.
— Ты с парнями из своей бригады пойдешь. А мне зачем с тобой?
— Парней не возьмем. Пойдем ты да я.
— Двое? В такую темь? Что ты, Лизка, рехнулась?
— Никакая не темь! Ночь лунная, светлая.
— А мне зачем идти? Я ведь с Ермаковым не соревнуюсь, — отнекивалась Паня.
— Я тебя на буксир взяла. Тоже будешь подписывать договор.
— Меня Гришка будет ждать.
— Ну и пусть ждет! Не велика беда — одно-то свиданье пропустишь.
— Ой, Лизка, как мне неохота!
— Ничего, ничего. Хоть посмотрим, что за Сотый квартал. В клуб к ним зайдем, посмотрим тамошних парней, девчат. Может, вместо Гришки тебе другого парня найдем, получше.
Торокина шумно вздохнула и нехотя стала одеваться.
Вскоре они шли по дороге в Сотый квартал. Была полная луна. От деревьев на снег падали густые синие тени. Лиза шла быстро, Паня еле поспевала за ней.
— Не торопись ты. У меня под ложечкой что-то колет.
Лиза убавила шаг. Потом снова незаметно для себя заспешила.
— Ну, опять побежала как настеганная!
— Ничего ты, Панька, не знаешь, не понимаешь! — Лиза взяла подружку под руку. — Я, кажется, влюбилась, и здорово!
— В кого?
— В Сергея Ермакова. Если правду говорить, иду в Сотый квартал из-за него…
— А он красивый?
— Особенного вроде ничего нет, парень статный, недурной. Посидела с ним, поговорила и будто обомлела вся, владеть собой перестала. Теперь не знаю, что со мной будет. Я совсем теряю голову. Только раз видела человека и ума лишилась.
Впереди послышался скрип снега под ногами.
— Кто-то идет! — сказала Торокина, прижимаясь к подружке.
— Пусть идет. Я сейчас никого-никого не боюсь. Сказали бы мне, что вокруг Сотого квартала бродят страшные звери — и то бы пошла не задумываясь.
— А я боюсь, Лизка!
— Эх, Панька! Двум смертям не бывать, а одной не миновать. Кто смерти боится,
Шаги приближались. Из-за деревьев показался высокий человек с железной тростью, которая от соприкосновения со снегом издавала какой-то особый певучий звон. Поравнявшись с девушками и вглядевшись в их лица, человек воскликнул:
— Лиза! Вы в Сотый квартал?
Это был Николай Гущин.
— А ты куда, Коля? — спросила Медникова.
— Да я в Новинку, на танцы. А вы, оказывается, к нам идете? Никак не ожидал. А вы зачем в Сотый квартал?
— Так, посмотреть… Делать вечером нечего, вот и решили прогуляться.
— Рисковые вы! Волки могут обидеть.
— Ну, волки! Мы от кого угодно отгрыземся… Поворачивай-ка, Николай, обратно! Проводишь нас до Сотого квартала. Познакомься с моей подружкой Паней. Можешь за ней поухаживать, только не увлекайся, у нее кавалер есть.
Гущин бойко подхватил девушек под руки.
Всю дорогу он глядел на Лизу, что-то говорил ей, что-то спрашивал, она отвечала невпопад, занятая своими мыслями.
— Вот мы и пришли! — Николай остановился среди широкого снежного поля, возле разрушенного и погребенного в сугробах конного двора. В голосе парня слышалась тоска — уж слишком короток оказался путь! Сейчас Лиза простится с ним. Бежал в Новинку, чтобы увидеть ее там, а она пришла в Сотый квартал и поднавяливает ему свою подружку.
— Это ваш Сотый квартал? — удивилась Лиза, глядя на еле заметные избушки, прикорнувшие возле горы у кромки леса. — А где живет Ермаков?
— Идемте, я вас провожу.
Тропка к дому Ермакова была настолько узкой, что пришлось идти друг за другом, гуськом. Лиза шла вслед за Гущиным, ноги у нее подкашивались, сердце сильно колотилось. Вдруг появилась робость, чего она еще никогда не замечала за собой, и подумала: «Зачем потащилась в Сотый квартал? К незнакомому человеку… Увидела всего один раз — и иду к нему, навязываюсь в гости». Но отступать было поздно. Гущин вошел в сени, открыл в избу дверь.
Сергей сидел над книгой. Увидев у порога Гущина и двух девушек, он растерялся. Быстро захлопнув книгу, он шагнул навстречу и, ни слова не говоря, стал расстегивать пуговицы на Лизиной фуфайке.
— Зачем вы? Не надо! — сказала она, отстраняя его руки.
— Раздевайтесь, раздевайтесь! Сейчас придет мать, она где-то у соседей, поставит самовар, и будем пить чай.
Медникова сбросила фуфайку. Лицо ее пылало, не то от мороза, не то от смущения; большие темные глаза излучали мягкий бархатистый блеск. Ермаков взял у нее фуфайку, повесил на стенку. Гущин помог раздеться Пане. Лиза прошла к столу, села на скамейку, оглядела всю избу и стала просматривать книгу.
Сергей быстро надел шапку и побежал разыскивать мать.