Чарующая Целиковская
Шрифт:
А может быть, еще что-то?! Жажда изменить людей, повлиять на них.
Мы приобщены к лучшей в мире профессии - актерской, и вместе с тем каждый из нас остается самим собой.
Единственно, когда я бываю счастлива,- это на репетициях. Очень люблю момент начала. Роль для меня всегда чудовище, изменчивое, неуловимое,зверь, за которым нужно охотиться, и обязательно победить. Я счастлива своей работой, актриса -единственная профессия, которую я желала для себя.
Однажды Лоутона, знаменитого английского актера, которого мы видели во многих фильмах (а мне посчастливилось и повстречаться с ним в пятидесятые годы на одном из зарубежных фестивалей),
Люди. Человек. Отношения людей. Их взаимосвязь. Вот что, по моему мнению, и составляет цель театральной мысли.
Я всю жизнь пою. И считаю, что непоющий актер - это половина актера. Но я могу петь только в образе, в действии. Я не могу петь в концерте, я должна петь, как говорят в театре, "в задаче". И совершенно неприемлемо, когда поют драматические актеры на эстраде. Но это мое мнение.
Люблю серьезную музыку. Среди современных композиторов мне близки А. Петров, Р. Щедрин. Эстраду люблю меньше, потому что чаще всего это вторично. Считаю Аллу Пугачеву талантливым человеком, но ей нужен хороший режиссер.
Мой любимый поэт Пастернак как-то сказал: "Люди в театре смеются и плачут не оттого, что им смешно или грустно, а оттого, что путь к ним найден верно". Вот это, мне кажется, и есть кредо современного актера.
Я поклонница оптимистического искусства. У Моэма, уже очень старого человека, как-то спросили, что он больше всего ценит. И писатель ответил доброту. Искусство должно быть добрым, но не добреньким. Мне претит на сцене или на экране жестокость, нагромождение всяческих ужасов".
ДРАМА В ТЕАТРЕ ВАХТАНГОВА
Если Целиковская бросалась кого-то защищать, будь то ее муж Юрий Любимов или гардеробщица в театре, друзья и недруги понимали - надвигается ураган. Буквально все знакомые Людмилы Васильевны уверяют, что у нее был мужской характер и она не прощала ни лжи, ни предательства, ни нанесенных обид. Вернее, могла простить, если обманывали ее, предавали ее, обижали ее. Но если несправедливость коснется близких ей людей, то считай, что Целиковская уже "закусила удила" и мчится на помощь.
"Люся видит, что я грущу,- вспоминает Людмила Максакова,- и сразу же настораживается:
– Людмилец, что случилось?.. Если что не так, скажи - я сразу на амбразуру!"
"Людмила Васильевна была окружена всенародной заслуженной любовью,говорил Евгений Симонов.- Когда она на гастролях выходила в гостинице на балкон, поднимался такой ор, как будто наши футболисты стали чемпионами мира. Но в театре она была очень скромным, застенчивым человеком. При этом у нее был мужской ум, мужская хватка, и она делала все, что считала нужным".
"Глядя на ее милое лицо, казалось, что это ангел небесный. Но не дай Бог вам попасть на зуб этого ангела,- признавался Михаил Ульянов, сам однажды попавший "на зуб" Целиковской.- Трепала она всех, кого считала нужным, без всякого стеснения. И когда в ее жизни наступил период - надо было спасать Юрия Любимова, на которого обрушилась вся масса наших указателей жизни,- Людмила Васильевна проявила себя как мужественная несгибаемая женщина. Она не боялась звонить ни Брежневу, ни любому другому и требовала, а может быть, даже угрожала".
Почти всегда Целиковская одерживала победу над чиновниками, потому что они очень многого боялись, а она ничего не
Но в одном случае ей не удалось выиграть сражение - когда она бросилась защищать отлученного от театра Евгения Симонова. А ринулась в атаку она не только из чувства дружбы, но и потому, что считала, что Евгений Рубенович - истинный хранитель и продолжатель вахтанговских традиций. Она понимала, что с его уходом из театра исчезнет некое обворожительное, поэтическое состояние, этакая сумасшедшинка, как она выражалась.
Вахтанговскую драму 1986-1987 годов можно представить по-разному. Но в этой главе будет приведена точка зрения только Целиковской, ибо только ей посвящена вся книга. Ведь люди - очень сложные и противоречивые Божьи создания, каждый поступок их можно оправдать временем, обстоятельствами и "государственной необходимостью". Людмила Васильевна доверяла своим чувствам, своему уму, но никогда не конъюнктуре, в жертву которой приносится человек.
Ниже приведен черновик письма, написанного Целиковской в начале июля 1987 года. Судя по ее заметкам, письмо подписали несколько десятков артистов Вахтанговского театра. Может быть, окончательный текст письма, отправленный по инстанциям 6 июля 1987 года, несколько отличается от данного, но сравнивать не с чем - подобные документы чиновники прячут за семью печатями.
"В партийный комитет
Государственного академического театра им. Евг. Вахтангова
Копии: Министру культуры СССР
Министру культуры РСФСР
В отдел культуры ЦК КПСС
В МГК КПСС
ОТКРЫТОЕ ПИСЬМО
Уважаемые товарищи!
Так же, как и весь коллектив нашего театра, мы взволнованы положением дел в театре. Позвольте нам письменно высказать свое мнение, ибо трибуны, подобно Вашей, у нас нет.
Прошел год с того памятного собрания коллектива театра, на котором в адрес художественного руководителя нашего театра Е. Р. Симонова были высказаны ряд обвинений и претензий со стороны большой группы работников театра. Сейчас в подтверждение этого состоялось решение партбюро о снятии Е. Р. Симонова с должности художественного руководителя Театра им. Евг. Вахтангова. Одновременно партбюро обратилось в Министерство культуры РСФСР с просьбой назначить М. А. Ульянова на эту должность. Выражать публичное несогласие с решением партбюро не принято. Оно, оказывается, как бы вне зоны морального и этического контроля. Тем не менее именно сейчас, когда демократия и гласность приобрели такой могучий размах, вряд ли правильно решать такие вопросы единолично, однозначно и за закрытой дверью даже такому уважаемому и компетентному органу. К тому же партийное бюро практически не проинформировало коллектив о своем решении. Такой стиль порождает атмосферу слухов и сплетен.
Правильно ли сваливать неудачи последних лет только на одного человека? Мы думаем: нет, неправильно. Мы виноваты все. Давайте вспомним: мы все вместе голосуем за постановку той или иной пьесы. Ведь и "Енисейские встречи" были настоятельно рекомендованы к постановке парторганизацией нашего театра, а не принесены Е. Р. Симоновым. Репетиции
таких пьес, как "Наци" А. Мишарина, "Без свидетелей" реж. Н. Михалкова, "Потерянный сюжет" Л. Зорина, были начаты и прекращены не по инициативе Е. Р. Симонова, а по инициативе В. Этуша, М. Ульянова и В. Ланового.