Чарующий вальс

Картленд Барбара

Ванда безнадежно развела руками.

— Вы чем-то очень расстроены. А поскольку я не знаю чем, я не могу вам помочь. Может быть, все уладится, когда мы встретимся в следующий раз?

— Когда это будет? — нетерпеливо спросил Ричард.

— Я приду, когда вы позовете меня.

— Потому что вы хотите этого или считаете, что так нужно сделать?

Ричард не мог не задать этого вопроса.

— Потому что я хочу вновь увидеть вас, — быстро и прямо ответила Ванда. — Пожалуйста, поверьте. Вы должны поверить.

Ее

синие глаза были полны искренности. Казалось, между Ричардом и Вандой вновь было полное понимание, как и в предыдущий вечер.

— А вы уверены, что захотели бы увидеть меня, окажись я не тем, кем вы думаете?

— О, даже больше, чем прежде, — прошептала она.

Внезапно она наклонилась к нему.

— Вчера мне казалось, что наша встреча значила очень много. Но потом я вспомнила, кто вы, и стала молить Бога, чтобы вы оказались обычным человеком, таким как я, просто тем, с кем можно быть откровенной и кто может быть тебе другом.

— Окажись я таким, вы даже не взглянули бы в мою сторону, — усмехнулся Ричард.

— Мне кажется, это было предопределено. Мы должны были встретиться. Неужели вы не чувствуете этого?

— Мне бы очень хотелось верить в это. Вчера я был благодарен судьбе за сломанный веер. Сегодня такой уверенности нет.

Она вспыхнула и отвернулась.

— В одном вы можете быть твердо уверены: я бы хотела видеть вас вновь, говорить с вами и находиться рядом, если бы вы были самым обыкновенным человеком.

Ричарду так хотелось открыть ей правду, сорвать маску с лица. Но затем он рассмеялся над собой, подумав, что снова дал себя обмануть, как и прежде.

— Я весьма польщен, — сухо сказал он. Она поднялась.

— Доброй ночи, — пожелала Ванда, и он знал, что она вспоминает их вчерашнее прощание. Он хотел поцеловать ее, но что-то удержало его. Вчера их поцелуй был прекрасным обоюдным выражением счастья и радости, захлестнувших их. Сегодня не было ни счастья, ни радости.

Он взял ее руки в свои и поцеловал сначала одну, потом другую.

— Доброй ночи, Ванда, и простите меня.

— За что?

— Я испортил наш вечер. Это моя вина: я ничего не мог с собой поделать!

— Пожалуйста, не огорчайтесь. Я постараюсь понять. Что еще можно сказать в таком случае?

— Ничего, — грустно согласился Ричард.

— Тогда доброй ночи.

Она направилась к двери и хотела ее открыть, но услышала голос Ричарда:

— Ванда!

Она обернулась, и он бросился к ней, забыв подозрения, тревоги, страхи. Она была рядом, в его объятиях. Он целовал с отчаянием человека, который минуту назад мог потерять ее навсегда.

Он снова и снова повторял ее имя. Вдруг Ванда всхлипнула и вырвалась из его объятий. Ричард слышал ее шаги на лестнице, но не посмел бежать за ней.

Еще какое-то время он смотрел на место, где она только что сидела, чувствуя свежий аромат ее, и постепенно его волнение проходило.

Успокоившись,

он посмотрел на себя в зеркало и цинично рассмеялся. Затем взял шляпу, плащ и направился к панели в стене, что вела на потайную лестницу.

ГЛАВА VIII

У барона Хагера была неприятная, раздражающая привычка: постукивать моноклем по ладони.

— Мне очень жаль, ваше высочество, но больше нет новостей, — угрюмо доложил барон.

Князь Меттерних швырнул плотно исписанные листы бумаги — его доклад — на стол.

— Больше ничего! — воскликнул он. — Тут вообще ничего нет. Не могу поверить, что императора устраивает такой вздор!

— Его величество не высказал неудовлетворения, — возразил Хагер.

Его усталые, глубоко посаженные глаза остановились на князе.

Оба замолчали, думая об одном и том же. Император Франц был прост и непритязателен, к тому же очень любопытен, поэтому донесения такого рода вполне устраивали его и даже доставляли удовольствие своими деталями.

— И мы платим за эту чепуху? Нет, только послушайте: «Сегодня утром король Пруссии навестил эрцгерцога Чарльза. Вечером он вышел в гражданской одежде и большой шляпе, надвинутой на глаза. Он не вернулся в десять часов вечера!» Это, конечно, самое важное! Интересно, кто из мошенников поставляет вам эту ерунду? А может, вы ее находите, прилежно копаясь каждое утро в корзинах для бумаг?

Барон Хагер просто пожал плечами, не обратив внимания на сарказм князя.

— Какая же трагедия для вас, дорогой барон, — язвительно продолжал Меттерних, — узнать, что лорд Каслри приказал сжигать все содержимое корзин для бумаг в английском посольстве!

— Да, такой приказ был отдан. Его выполняют две горничные. Одной из них платим мы.

— Превосходно! Значит, скоро у нас будет еще больше подобных донесений о передвижениях наших гостей!

Князь с отвращением перелистал еще несколько страниц: «Император России вышел в 7 часов вечера со своим адъютантом. Предполагается, что он отправился с визитами. Каждое утро ему доставляют лед для умывания лица. В десять вечера он покинул Хофбург через запасную дверь и поехал во дворец графа Разумовского. Вошел он в него через потайную дверь».

Меттерних посмотрел на барона.

— Зачем он поехал туда?

— Не имею представления. Он часто бывает у своего посла, в этом нет ничего необычного.

— Один? Через запасную дверь? — Князь задумался.

— Я все узнаю, — пообещал барон.

Он выглядел угрюмым и обиженным; презрительное отношение князя к его докладам задело его. И вдруг он оживился:

— Кто-то еще приезжал вчера к Разумовскому… Дайте вспомнить… Да, это была графиня Ванда Шонберн, которая только появилась в Вене. Кажется, я еще не докладывал вам о ней. На прошедшем маскараде она танцевала с царем, и, говорят, Александр уделил ей особое внимание.