Чары дракона

Керр Катарина

– Кто-то едет сюда с той стороны?

Он кивнул с очевидным облегчением, затем его лицо сморщилось – он пытался думать.

– Едут плохие люди?

«Нет», – показал гном, продолжая думать.

– Значит, друзья?

На этот раз – «да». Поскольку Джилл не могла представить ни одного человека на островах, которых можно было бы назвать друзьями, то она очень удивилась.

– Послушай, – наконец сказала она гному, – не мог бы ты каким-нибудь способом изобразить имя этого человека?

Гном грустно покачал головой.

– В этом и проблема, да? У этих людей – не простые имена, типа Блейн или Родри, чтобы ты мог их представить.

Гном закивал.

– Это

мужчина или женщина из Бардека?

«Нет».

– Кто-то из Дэверри?

Хотя на сей раз гном кивнул, она едва могла поверить в это.

– Но как они смогли добраться сюда зимой? Никто ведь не может… о, конечно! Ты имеешь в виду, что к нам приближается Невин?

Гном запрыгал и захлопал в ладоши, одновременно улыбаясь и кивая. Испытывая невероятное облегчение, Джилл уже собралась было беспомощно, как ребёнок, расплакаться, а маленькое существо взобралось к ней на колени и стало гладить её по щеке, пытаясь успокоить девушку.

Когда после ухода стряпчего Саламандр вернулся в гостевой дом, и Джилл сообщила ему новость, тот отреагировал столь же бурно. Он сидел и сопел носом, а Джилл смотрела на него и, кажется, впервые поняла, насколько же он был испуган все это время и с каким трудом поддерживал маску болтливого дурака. Наконец Саламандр вытер глаза, высморкался в шёлковый носовой платок и изобразил на лице одну из своих типичных пустых и глупых улыбок.

– В таком случае, все очень хорошо, моя магическая малиновка. Похоже, нам всем удастся прожить немного подольше, чтобы ещё чуток пораздражать богов. А гном сказал, как далеко находится старик?

– Такие вещи, как расстояние, ничего не значат для дикого народца.

– Правильно. Давай надеяться, что он рядом. Сомневаюсь, что безопасно заниматься дальновидением, поэтому не стану даже пытаться. Мы можем подождать здесь в относительной безопасности и позволить ему найти нас. Не сомневаюсь, именно это он и сделает. Надеюсь, что это произойдёт скоро. И очень надеюсь, что быстрее, чем слишком поздно. О, какая радость! Похоже, я был прав, придумав последнюю и самую удачную хитрость.

Джилл застонала в голос:

– О, нет! Что ты сделал?

– Ничего нового. Я имел в виду наём стряпчего и подачу официального заявления против Барумы. У нас должно быть основание оставаться в храме как можно дольше. Если ты хочешь потратить время других людей, Джилл, моя дикая голубка, то нет лучшего способа, чем судебный процесс.

Люди архонта не знали, что человек, которому они хотели вручить повестку с требованием явиться в суд, находился всего в десяти милях от Пастедиона, хотя в юридическом смысле Барума не вполне мог за себя отвечать. В горах к востоку от города Главный Ястреб и два его помощника укрылись от беспрерывных дождей в убежище, предоставляемом караванам, которое обеспечил архонт Пастедиона. Поскольку на центральном плато летом часто шёл дождь, это общественное место отдыха представляло собой длинную крышу, поддерживаемую каменными колоннами вместо стен над полом. Плиты пола были выше в середине, чем по краям, чтобы вода, которая попадала внутрь во время дождя, могла свободно вытекать. Устроившись на середине, в более высоком месте, путники могли оставаться относительно сухими. Хотя ястребы настолько привыкли к физическим трудностям, что это укрытие было для них роскошью, Барума чувствовал себя несчастным. У него болели все мышцы, и он устал. Однако к тому времени его разум начинал оживать и сражаться против заговора.

У него все ещё отсутствовала собственная воля в истинном смысле, однако в нем жила ненависть, скрытая в потайном уголке его разума. Страх перед Главным Ястребом заставлял её таиться. Хозяин часто отправлял Баруму в эфир, чтобы парить над Пастедионом и храмом в поисках следов варваров. Время от времени Барума видел серебряную горящую ауру эльфийского колдуна, который спешил по улицам в компании одного или двух обычных людей; но Барума ни разу не видел ни Родри, ни женщину, ни Гвина. Главного Ястреба в особенности беспокоил Гвин – конечно, не потому, что он так волновался за своего человека, а из простого страха, что Гвин предаст гильдию, под пыткой выдав все её секреты. В потайном уголке души, где пряталась ненависть, Барума надеялся, что Гвин сделает именно это.

Ночью, когда ущербная луна поднялась всего за несколько часов до рассвета, Главный Ястреб отправил Баруму дальше, чем обычно, заставляя летать кругами по расширяющейся спирали с Пастедионом в центре. Здесь, в слабо населённой местности, Барума практически ничего не видел, за исключением диких гор, которые уходили во все стороны в ржаво-коричневом свечении. Быстрорастущая трава покрывала их вплоть до самых вершин, серебряно-голубых и мрачных под вечным снегом. Барума чувствовал, как воля хозяина вещает у него в сознании, она направляла его на юг вдоль реки. Вначале Барума скулил и сопротивлялся. От воды вверх вздымалась серебряная пелена простейшей силы, вращающийся турбулентный двойник наводнения, которое имело место на физической плоскости внизу. Подобное наводнение представляло реальную опасность для слабой души, которая летела по чьей-то воле, а не своей собственной. Но шёпот Главного Ястреба сулил страшные пытки, и в конце концов Барума полетел на юг.

Когда мог, он отклонялся от угрожающей пелены со щупальцами тумана, которые, казалось, нарочно вытягивались, чтобы схватить его и потянуть вниз, на верную гибель. Он так был занят рекой, что прошло какое-то время перед тем, как он понял, что у него есть туманный спутник. Барума увидел его уголком глаза – сразу за собой и слева. Это была просто тёмная туманная форма, которая следовала за ним. Когда бы Барума ни повернул голову, чтобы рассмотреть таинственного спутника получше, туманная форма бросалась в сторону и исчезала. Его страх стал набухать, как вода во время наводнения, и он услышал свой собственный лопочущий голос, обращающийся к хозяину.

– В таком случае тебе лучше вернуться, – ненавистный голос хозяина никогда не звучал так приятно.

Барума полетел прочь от реки и стал кружить, направляясь назад, и столкнулся лицом к лицу с тёмной фигурой в чёрных одеждах, отмеченных святящимися красными сигилами и перехваченных на поясе верёвкой с несколькими отрубленными головами. Его лицо было едва различимо под тяжёлым капюшоном. Когда Барума вскрикнул, фигура подняла туманную руку и откинула назад иллюзорный капюшон, чтобы продемонстрировать мрачные глаза Старца.

– Значит, я нашёл свою потерянную маленькую ласточку, не так ли?

Барума только что-то путано пролопотал. Он улавливал голос Главного Ястреба, в котором слышался страх. Главный Ястреб хотел знать, кого видит Барума, но его голос казался очень далёким. Когда подобие Старца подняло обе руки, появилась линия сероватого света, которая протянулась между ними. По мере того, как Старец работал руками, линия удвоилась, затем извилась змеёй, подобно брошенной верёвке, и окружила их обоих. И «змея» разбухла, протянулась вверх и вниз и превратилась в стену грязного света, который лихорадочно дрожал и окружал Старца и его жертву со всех сторон.