Чары Шанхая
Шрифт:
2
На следующее утро я отправился на улицу Камелий, неся под мышкой папку с рисунками. От одной мысли о туберкулезе я чувствовал тоску и упадок сил, словно уже заразился и мне не хватает воздуха. Позади особняка, где жила Сусана, торчала та самая фабричная труба, которую люто ненавидел капитан Блай, — действительно, дым, вместо того чтобы подниматься вверх, валил, как черная пена из разверстой пасти, клубился вокруг трубы, а затем растекался по окрестностям, окутывая близлежащие крыши и сады.
По пути мне попались братья Чакон, которые разложили свой потрепанный товар на тротуаре возле изгороди, окружавшей сад. Остановившись, я немного полистал романы Эдгара Уоллеса из «Библиотеки мистики». У груды комиксов копошились трое мальчишек Менее чем в пятидесяти метрах отсюда находился рынок, и некоторые мамаши, отправившись за покупками со своими детьми, оставляли их возле лотка с комиксами. Я посмотрел сквозь прутья решетки на особняк и в одном из окон увидел Сусану — она лежала в кровати, укрытая поверх сорочки синей пелериной. Глаза у нее были закрыты, голова запрокинута назад, однако она не спала и не похоже, чтобы ей было плохо, — она помахивала рукой, словно вторя ритму мелодии, доносившейся, видимо, из радиоприемника.
Я рассказал Финито и Хуану, что по просьбе капитана собираюсь нарисовать портрет Сусаны. Сначала они не поверили, но потом стали завидовать и даже ревновать. Похоже, братья и в самом деле воображали, что стерегут особняк с больной девочкой и отвечают за все, что происходит в ее саду и доме.
— Ладно, рисуй. Но будь осторожнее, парень, — предупредил меня Финито. — Если заметишь, что она устала, загрустила или глубоко задумалась — сразу же уходи. — Он вынул из кармана несколько заколок для волос и подал мне. — Держи, передай ей от меня. И еще комикс про Рипа Керби, [8] обложка совсем новая.
8
Рип Керби — персонаж американских комиксов.
— А ты ее когда-нибудь видел вблизи? — спросил я его.
— Иногда мы к ней заходим. Если она одна.
Каждый вечер, даже в субботу и воскресенье, сказал мне Финито, в половине четвертого мать Сусаны уходила на работу и возвращалась не раньше восьми; она всегда просила, чтобы кто-нибудь навестил дочку, а затем сбегал к ней и сказал, как она себя чувствует. Сеньора Анита не хотела, чтобы Сусана вставала с постели. Впервые братьев позвала на террасу сама Сусана и сама же открыла им дверь, выходившую в сад: погасла плита, и нужно было принести уголь из-под навеса. Иногда они давали ей что-нибудь почитать, приносили листья эвкалипта, которые заваривали в кастрюле, чтобы она дышала целебным паром, или же просто заходили поболтать, когда девочке становилось совсем тоскливо.
— Так что веди себя с Сусанитой как положено, а не то пожалеешь, — добавил Хуан, открывая калитку и пропуская меня вперед. — Входи, недотепа.
За калиткой я увидел маленький запущенный сад. Чахлые олеандры никли возле плакучей ивы, в тенистых сырых уголках гнили лишенные солнца лилии. Интересно, спрашивал я себя, с какой стати двое нищих голодных чарнего с такой самоуверенностью разглагольствуют об этой девочке? И вновь мне пришло в голову, что хотя прошло всего четыре месяца с тех пор, когда всех так перепугала утечка газа и мы с братьями Чакон начали встречаться в баре «Комулада» или в бильярдной «Хувентуд», кажется, минуло много лет.
3
Сеньора Анита вышла ко мне в шелковом малиновом халате, расшитом аистами, ветхом и давно потерявшем вид, с перекинутым через плечо полотенцем и стаканом вина в руке. Она родилась в провинции Альмерия, в маленьком селении, название которого я впервые услышал от капитана Блая: Куэвас-де-Альмансора. Приоткрыв дверь, она в некотором замешательстве посмотрела на меня прекрасными и немного печальными глазами. На вид ей было около сорока, у нее были вьющиеся светлые волосы и маленькое гибкое тело, а таких небесно-голубых глаз я не видел ни разу в жизни. Ее нежное усталое лицо с припухшими веками казалось обиженным и беззащитным.
— Я пришел по поручению капитана Блая, — сказал я. — Насчет рисунка…
В ее глазах мелькнуло недоумение. Потом она улыбнулась:
— Ах да, конечно. Проходи. Только, по-моему, Сусана еще не дала окончательного согласия. Эта девочка себе на уме, понимаешь?
— Я могу прийти в другой раз.
— Нет, что ты, проходи. — Она потянула меня за руку и закрыла дверь. — Не говори капитану Блаю, но эта его выдумка кажется мне бессмысленной затеей… Ладно, по крайней мере девочка немного развлечется, а то вечерами она совсем одна. Как тебя зовут, мальчуган?
— Даниэль.
— Даниэль. Какое прекрасное имя. Если бы Сусана родилась мальчиком, я бы ее назвала именно так… Даниил среди львов! Мне всегда это имя нравилось. Иди по коридору до гостиной, слева увидишь дверь на террасу. Детка, к тебе пришел художник! — крикнула она куда-то в глубь коридора.
Ответа не последовало, и я не двигался с места. Доносившаяся из невидимого приемника музыка смолкла.
— Ну, иди. — Сеньора Анита взяла меня за руку и повела за собой. — Если она встретит тебя не слишком приветливо, не обращай внимания. На самом деле она очень ждет.
Она проводила меня до порога спальни, по-видимому своей собственной, и улыбнулась, предложив дальше следовать одному. Изнутри дом был не так велик, как казалось снаружи. Однако темный коридор, по которому я шел, сбил меня с толку: он был таким длинным, что у меня возникло странное ощущение, будто стены расступились и я проник в какой-то иной мир. Надо мной тянулся покрытый пятнами сырости потолок с облупленной штукатуркой, вдоль стен висели старинные картины в изысканных дорогих рамах и тусклые зеркала в стиле модерн. По пути мне попалось несколько пыльных статуэток из фарфора и мрамора, некоторые изрядно попорченные; я осторожно вдыхал запах старой мебели и запустения. Неожиданно я вспомнил, что родители Сусаны были некогда богаты. Тяжелая мебель красного дерева выглядела громоздкой, мрачной и зловещей. Предметы казались немыми свидетелями разразившейся много лет назад драмы, от которой так и не оправились ни Сусана, ни ее мать.
Проходя дальше по коридору, я все явственнее ощущал аромат эвкалипта и тяжелый, нездоровый запах сырости: этот странный густой дух, который я не встречал ни в одном другом доме, вызвал у меня возбуждение, смешанное с брезгливостью. Я дал себе слово не приближаться к кровати Сусаны. В гостиной я заметил открытый графин с вином, а когда подошел к двери, ведущей на террасу, услышал голос:
— Входи быстрее, пока мама не пришла!
Из кастрюли на плите валил пар, и бледные лучи солнца, проникавшие в окна, тускло, словно сквозь стенки аквариума, освещали придвинутую к стене кровать с железной спинкой и ночной столик с радиоприемником — большой редкостью по тем временам. В противоположном углу террасы стоял раскладной стол, два стула и белое кресло-качалка; на одном из стульев лежала прислоненная к спинке подушка с неоконченным кружевом.