Чары воительницы
Шрифт:
Хелена прикусила изнутри щеку и заставила себя не смотреть на Колина, приказывая себе держаться. Она надеялась, что наемники не заметят, как она дрожит. Вид благородного норманна, раненного так жестоко, повлиял на Хелену гораздо глубже, чем она осмеливалась показать, а от зрелища крови, вытекающей из Колина, кружилась голова. Перед глазами уже замелькали черные точки.
Господи, как же она ненавидела сдаваться! Она ненавидела это больше, чем проигрывать. Как учил ее отец-викинг, лучше страдать от тяжелой раны и упасть на
Поэтому, подавляя всякое желание продолжить битву и приняв бравый вид, несмотря на внутренний трепет, Хелена сложила свое последнее оружие, воткнув его в запястье нападавшего, и повернулась к наемникам с вызовом в глазах.
— Вы проклятые свиньи! Что хорошего в мертвом заложнике, — прошипела она, — для любого из нас?
— Он не мертвый, — возразил тот, что держал Колина. — Он даже не ранен. Не так уж сильно.
Но Колин действительно был тяжело ранен. К горлу Хелены подступала тошнота, когда она смотрела, как кровь вытекает из его раны. Но она не осмеливалась показать, что беспокоится о Колине, потому что это могло погубить ее.
Когда наемники схватили Хелену, потребовались все ее инстинкты, чтобы не сопротивляться. Даже сейчас, подумала Хелена, она еще могла бы одолеть их, ударив ногой по яйцам. Сейчас очень удобно размахнуться ногой. Сильно ударить кулаком в толстый нос вожака. Но пока жизнь Колина висит на волоске, она не могла рисковать.
Она говорила себе, что все это из эгоизма. Если Колин вернется в Ривенлох раненым или, Боже упаси, мертвым, Пейган Камелиард будет винить в этом ее.
И все же где-то в глубине души что-то поселилось в Хелене, какая-то маленькая частичка уважения к норманну, уважения, которое опасно граничило с эмоциональным родством.
Хелена почти не сопротивлялась, когда они связали ей руки за спиной, а потом повели через лес, хотя ей ужасно хотелось как можно больше осложнить им продвижение, цепляясь ногами и выворачиваясь из их рук. Но ее внимание было приковано к Колину, который не издавал ни звука, словно мертвый.
— Если он умрет… — выдавила Хелена.
— Не умрет.
— Но его нога…
— Заживет.
— Нет, если не остановить кровь…
— Господи! Ты квохчешь, как моя чертова мамаша!
Один из наемников хихикнул:
— Ты хочешь сказать, твоя чертова покойная мамаша?
— Ну да.
Второй наемник наклонился к Хелене и радостно сообщил по секрету:
— Это Отис, он устал от постоянной бабской болтовни и заткнул ее навсегда.
Видимо, он надеялся шокировать ее. Но Хелена ничуть не удивилась. У таких людей, как эти, рыщущих по деревням, нанимающихся к тому, кто больше заплатит, преданность была так же изменчива, как ветер, — они делали это не по выбору, а подчиняясь обстоятельствам. Большинство из них имели преступное прошлое, слишком тяжелое, чтобы можно было их простить.
И в этом у нее с ними есть что-то общее, печально подумала Хелена: возможно, Пейган Камелиард сейчас как раз готовит для нее виселицу.
Несколько часов англичане заставляли их идти. Они прошли, наверное, миль десять на запад, глубоко в лес, мимо границы Ривенлоха, туда, где начиналась земля Лаханберна. К концу дня желудок Хелены рычал, как дикий кабан. Наемники забрали выловленную ими утром рыбу, но не похоже, что они собирались есть ее. Хелена, конечно, думала только о еде, несмотря на то, что говорил ей ее желудок.
Все ее мысли сконцентрировались на Калине.
Его лицо стало белым как мел. На лбу выступили капли пота и стекали на рубашку. Слава Богу, кровотечение, из его раны, похоже, остановилось. Но он как будто спал на ходу, морщась всякий раз, когда наступал на раненую ногу.
Хелена достаточно хорошо разбиралась в ранах и потому понимала, что Колин может потерять эту ногу, если не получит должного лечения. Совершенно ясно, что эти наемники не знают даже, как элементарно лечатся раны.
У одного из них была кривая рука, которая когда-то была сломана и неправильно срослась. У другого был широкий шрам на щеке — он даже не удосужился зашить порез от ножа. У Отиса не хватало кончика пальца. Они не будут перевязывать рану Колина, если она не вмешается.
— Вы что, не собираетесь ничего делать с этой раной? — спросила Хелена, когда они остановились на поляне, где они, видимо, собирались разбить импровизированный лагерь.
— Что за вздор ты там несешь? — проворчал Отис.
— Норманн. С каждой минутой вашего промедления он теряет цену.
— Тебе-то какое дело? Он больше не твой заложник.
Хелена притворно улыбнулась:
— Ах, да. Ну, тогда удачи. Вы даже не знаете, у кого требовать за него выкуп.
Может, это и не поможет, подумала она. Но ей уж точно не повезло с требованием выкупа за Колина.
Отис растянул губы в ухмылке, демонстрируя три передних зуба.
— Я уверен, ты скажешь нам все, что нам нужно знать.
— Да ну? — Хелена демонстративно сплюнула на землю. — И какой мне от этого прок?
Ей следовало бы ожидать жестокости, но дальнейшее застало ее врасплох. Отис кивнул негодяю, стоящему рядом с ней, — тому, запястье которого Хелена покалечила своим ножом, и, прежде чем она успела моргнуть, он ударил ее здоровым кулаком, так что у нее из глаз посыпались искры, когда он попал ей в верх скулы.
Хелена покачнулась, изо всех сил стараясь устоять на ногах, когда вдруг вокруг нее все померкло. Голос Отиса доносился как будто откуда-то издалека, из длинного коридора.
— Вот какой тебе от этого прок, моя милочка. Больше никаких нежных ласк Доба, если ты расскажешь нам то, что мы хотим знать.
Дикая ярость — единственное, что не дало ей потерять сознание, ярость на себя за то, что не предвидела удар Доба. Щека Хелены пульсировала от боли. Хотя кость не треснула, к утру там точно будет здоровенный синяк.