Час Ангелов
Шрифт:
Нас вгоняет в самиздат.
Запоздалые уроки,
Мёртвые черновики…
Наши огненные строки
Ходят в людях… от руки.
Черти в ангельском обличье,
Кто правее, кто левей.
Говорят, что на бесптичьи
И лягушка – соловей.
Не вписать нас под законы
Анонимного судьи.
Плачут русские иконы,
Современницы мои.
«Зёрна
Омар Хайям, «Рубаи»
* * *
1.
Знакомый мне поэт
Богат своей судьбой…
Когда-то, в двадцать лет,
Он уходил в забой.
Он уголь добывал,
Стахановцам под стать.
За смену уставал,
Но продолжал писать.
Теперь свободен он,
Как жест, как ветки хруст.
На муки осуждён
И сам себе Прокруст.
2.
«Ритмичная строка –
И радость ты и грусть.
Бурлящая река…
Коль утону, так пусть».
Но, веруя в успех,
Он вирши создаёт.
«Мы тяжелее тех,
Кто поверху плывёт.
Мы в самой глубине.
А им ли нас учить?..»
… Но как хотелось мне
И ног не замочить.
ВОСТОЧНО-ЕВРОПЕЙСКАЯ МУДРОСТЬ
Один из новых русских стал поэтом,
Но растерял он доллары при этом.
А бывшие друзья в тусовке дел
Считают, что Вованчик заболел.
Встречаются они всё реже с ним.
Да разве ж мир текущий объясним?
Устав от шума «баксов» и монет,
Теперь несёт свой тяжкий крест поэт.
Не бросить ношу, повернув назад.
Пусть нищий он, но сказочно… богат.
НОВЫЕ
У них осанка, что у Вия,
Походка, как у Колобка.
Гребут они, полукривые,
Вразвалочку из кабака.
А лица их надменно розовы…
Из праха в спешке рождены
Эрзац-смирновы, лже-морозовы,
Аля– и псевдо-баснины.
За ними тащатся товарки
Калибров разных и мастей.
Крутые ждут их иномарки
Потусторонних скоростей.
Во власти гонора-задора,
Губами пьяно шевеля,
Они стремятся, без сапёра,
Вперёд, на минные поля.
ОЗАРЕНИЕ
Жизнь на холсте… Под кистью плещет море,
Крикливых чаек вычерчен полёт,
И красота туманного нагорья
Минутой истекающей живёт.
Художник, я с холста к тебе шагаю,
Родился я в единый, трудный миг.
Мне долго жить, я чувствую, я знаю.
Никто пока сей тайны не постиг.
КАРАВАНЩИК
(почти библейское сказание)
Мой караван – лишь мул и два верблюда –
Через пески идёт в священный край.
Но на пути я не встречаю чуда:
Лишь чёрствость лиц и злой собачий лай.
Иду я с грузом по пути святому:
С тревогой в сердце, в нём любовь и свет.
Ушёл давно я из родного дома,
Ведь без дороги человека нет.
Я выбрал сам тяжёлую дорогу.
В ней тоже был и грех, и шум страстей.
По лёгкому пути не ходят к Богу.
Прочь, караван, от ряженых чертей!
Встречалась часто ни одна Гоморра,
И ни один к себе манил Содом.
Безумие, веселье, блуд, раздоры…
Мой караван идёт своим путём.
Не обошёл я грабежа-разбоя,
В песок упали давние мечты…
Но сохранил я самое святоё –
Душа моя и помыслы чисты.
Веду свой караван ни наудачу.
Я сед и не обласканный судьбой.
Но только вот сейчас я что-то значу,
Но только вот сейчас я стал собой.
Не сосчитать потери каравана…
Дорога к Богу – ни хурма, ни мёд.
К нему приду я, поздно или рано.
Собаки лают – караван идёт.
* * *
Клавишам больно, я знаю.
Не бей их во зле.
Ты беспредельно земная,
А я – не рождён на Земле.
Я лишь фантазия счастья
В запутанных снах.
Рвут меня звуки на части
В далёких мирах.
Слёзы разлуки увижу
С усталых высот.
С каждой секундой ты ближе и ближе,
И дух мой живёт.
Клавишам больно, и грёзы –
Лишь встречи во сне.
Вытри ты с губ своих горькие слёзы.
Забудь обо мне.
РАЗМЫШЛЯЮ НАД СТАРОЙ ИСТИНОЙ
Гадкий утёнок лебедем станет прекрасным,
Истину эту каждый в сознанье хранит.
Страшно, когда всё с рожденья понятно и ясно.
Значит, не ясно ни капли, лишь делаешь вид.
Гадкий утёнок селезнем тоже не будет.
Тщетно пытаться. Такие потуги смешны.
Некто с трибуны поддержит его, не осудит,
Скажет, что нам ведь и те, и другие нужны.
Не обо мне яркий вымысел, детская сказка.