Час Черной звезды
Шрифт:
Вотша широко ухмыльнулся:
— Ну, во-первых, не человеку, а вонючему извержонку…
— А сам-то кто?! Сам-то кто?! — привскочил на месте Цедра, однако Вотша продолжал, не отвечая на его восклицание:
— Во вторых, вонючему извержонку, потянувшему руку к чужой вещи, то есть извержонку-вору. А ворам, пойманным на месте преступления, согласно кодексу вольного города Ласта, отрубают кисть вороватой руки и ставят клеймо на правую щеку. — Тут он внимательно посмотрел на притихшего Цедру и задумчиво протянул: — А может быть, мне сдать тебя моему знакомому Ворду
Личико мальчишки мгновенно покрылось мертвенной бледностью, но конопатый немедленно выпалил:
— У тебя нет послухов, а без послухов сам в яму загремишь за облыжный оговор!
И снова Вотша продолжил говорить, не обращая внимания на выкрик конопатого:
— Но самое главное, неужели ты думаешь, что я не могу отличить хруст ломающейся кости от треска дощечки, которую ты подложил в рукав своих лохмотьев?!
Тут он наконец-то улыбнулся, а оба вора уставились на него широко раскрытыми глазами. Несколько секунд длилось молчание, а затем конопатый выдохнул:
— Ну… зараза!!! И откуда ты такой… ученый в Ласте взялся?! Тебе б при каком-нибудь вожаке книжником служить!!!
Улыбка увяла на лице Вотши, плечи поникли, и он каким-то бесцветным голосом проговорил:
— А теперь давайте дуйте отсюда, а то сейчас Эрих вернется, он на вас и послухов найдет, и руки-ноги повыдергивает… вместе с дощечками вашими.
Конопатый вскочил на ноги и кивнул малышу:
— Пошли, Цедра, мы и впрямь что-то засиделись.
Малыш быстро поднялся с земли и, поминутно оглядываясь, двинулся следом за своим старшим товарищем, направившимся к воротам.
Вотша смотрел им вслед, и в груди у него росла глухая тоска! Он ведь и в самом деле мог сейчас быть в свите вожака стаи восточных волков. Мог бы быть!!!
Уже в воротах конопатый вдруг обернулся и негромко крикнул:
— Эй ты… дикарь, если вдруг помощь какая понадобится, найди Выжигу… меня то есть! Я в этом городе кое-что могу!
Воришки скрылись за воротами, и почти сразу же раздался голос выходящего из-за угла дома Эриха:
— Надо было посадить Мармелу или Верозу рядом с вещами, пока мы будем их в комнаты таскать. Нельзя же все это без присмотра оставить.
— А ничего и не надо оставлять, — проговорил дядюшка Прок, подходивший к Вотше с другой стороны. — Вот он вам поможет… — и кивнул на слугу с постоялого двора, шагавшего следом за ним. — Вы сможете сразу забрать все, кроме сундука, который я посторожу!
— Лучше бы ты сказал «который я отнесу», — пробурчал себе под нос Эрих, но его бурчание заглушил надтреснутый бас изверга-слуги:
— Я не нанимался таскать ваши пожитки!
Дядюшка Прок быстро повернулся к остановившемуся позади него великану и, вздернув голову, высокомерно поинтересовался:
— А мне показалось, что мы заключили с тобой договор об оказании нашей труппе всяческих мелких услуг?
Слуга после этих слов застыл на месте, открыв рот и уставившись на дядюшку Прока широко распахнутыми от удивления глазами. Только через пару десятков секунд к нему вернулся дар речи, и он возмущенно зарокотал:
— Ни о каких услугах я с тобой не договаривался!!! Ты спросил, смогу ли я достать материал и сколотить в конюшне для вашей шайки помост! Я ответил, что смогу, если ты заплатишь мне двадцать ластовских медяков! Ты согласился и… все!!!
Он явно не закончил свою тираду, но дядюшка Прок перебил его самым снисходительным тоном:
— Так в эти двадцать медяков входит также и плата за всяческие мелкие услуги типа подноски багажа и чистки обуви…
— Что?! — взревел изверг. — Я еще и ваши сапоги чистить должен?!
— А как ты думал?! — в свою очередь заорал дядюшка Прок. — Или ты рассчитывал, что я отсчитаю тебе двадцать монет за пару сколоченных досок?!
— Так пусть тебе эти доски сколачивает кто-нибудь другой! — рявкнул слуга. — А заодно и чистит ваши вонючие сапоги и таскает за вами ваши пожитки!
Он в ярости плюнул на землю, развернулся и зашагал в сторону крыльца.
— И прекрасно, — с нескрываемой насмешкой бросил ему в спину дядюшка Прок. — Я быстро найду того, кто сделает все, что нужно. Двадцать монет на земле не валяются.
Изверг-слуга вдруг остановился, а затем медленно повернулся назад. На его грубо вылепленной физиономии было явственно написано, что с последним тезисом дядюшки Прока он полностью согласен. Еще несколько секунд длились его колебания, а затем он молча вернулся к груде вещей, сваленных на земле, ухватил большой чемодан и две корзины и так же молча направился к крыльцу постоялого двора.
На щекастом лице дядюшки Прока расцвела торжествующая улыбка. Повернувшись к Эриху и Вотше, он довольно им подмигнул и кивнул на вещи, словно говоря: «Давайте, ребята, присоединяйтесь».
Юноши расхватали корзины и баулы, причем желтый чемодан Верозы достался Вотше, и двинулись следом за слугой.
Спустя полчаса труппа в полном составе собралась в нижней зале постоялого двора за столом, накрытым для завтрака.
Тетушка Мармела открыла крышку большой корчаги, и над столом поплыл запах овощного рагу, сдобренного курятиной. Помешав большой ложкой варево, она стала раскладывать его по тарелкам. Дядюшка Прок разлил по кружкам вино, плеснул в чашку Элио ягодного навара и заговорил, довольно потирая руки:
— К завтрашнему утру в новой конюшне этого постоялого двора будут готовы подмостки, так что вечером мы уже сможем дать первое представление. Сами знаете, насколько успех нашего здесь пребывания зависит от первого представления, поэтому сразу же после завтрака Мармела отправляется на рынок, Вероза с Элио — по лавкам в торговых рядах, а Бамбарей — на лучшие постоялые дворы города, туда, где останавливаются самые именитые и богатые гости! Я не буду вас учить, что вам делать, вы и так все очень хорошо знаете. Распускайте слухи, восторгайтесь мастерством Прока-горлопана и его труппы, рекомендуйте нас, как очевидцы, разжигайте любопытство, любопытство свойственно людям, любопытство движет людьми… Надо добиться, чтобы на первом представлении хотя бы первые три ряда заняли многоликие.