Час дракона
Шрифт:
Обретя солидный финансовый капитал, я прекрасно понимал, что запросто могу стать одним из главных действующих лиц очередного «Дела». Моя новая фамилия удивительно органично вписывалась в графу «потерпевший». К чести своей, я вовремя вспомнил короткий и однозначный афоризм: «Делиться надо!» И я стал делиться. Со всеми желающими, невзирая на ранги и должности.
Не знаю, можно ли доить носорога, но меня доили все кому не лень. Сначала мелкие рэкетиры и чиновники, потом дельцы покруче, и, наконец, я был зачислен во вполне приличное стадо, мне отвели удобное стойло под надежной крышей и установили фиксированную ежемесячную норму удоя.
Все произошло гораздо быстрее, чем я ожидал. Пара месяцев после легализации, и я уже спокойно пасусь на вполне комфортабельной лужайке
Классно устроился: получил наследство от одного крупного мафиози и малую его долю медленно раздаю другим мафиози, рангом ниже моего благодетеля.
Как всегда, метафорически все просто, понятно и красиво, а на практике коряво, путано и замысловато. Если бы я начал подробно описывать процесс превращения пассажира общего вагона поезда Москва – Владивосток по фамилии Козловский в президента торгово-закупочной фирмы «Титаник» господина Творогова, боюсь, на это ушло бы вдвое больше бумаги, чем на рассказ об истории приватизации в России. Посему ограничусь кратким итоговым отчетом о своем нынешнем благополучии.
Живу я теперь в городе Санкт-Петербурге. Владею фирмой, квартирой и машиной. Новая биография у меня «железная». Я теперь выходец из сибирских недр, поднявшийся в годы перестройки на торговле цветными металлами и в дальнейшем сумевший провернуть пару-тройку удачных сделок с японцами на ниве спекуляции подержанными автомобилями. В Северную столицу меня занесло якобы случайно. Наивный, я попался на крючок акул бизнеса и теперь, по их мнению, медленно; но верно разоряюсь, и поэтому меня все любят и холят. Я желанный гость в любом офисе, привилегированный клиент, охотно позволяющий себя грабить вследствие врожденного скудоумия. В общем, все хорошо.
Да, все было бы хорошо, не повстречай я Клару. Каким-то неведомым женским чутьем эта женщина поняла, что под маской шута Творогова скрывается совершенно другой человек. Отчасти я сам виноват. С Кларой я просто не в силах лицедействовать, изображать из себя увальня-провинциала с дурным вкусом, медвежьими манерами и тремя мозговыми извилинами. Мой столь долгожданный, только-только обретенный покой снова под угрозой. Двойственность наших отношений, мимолетность встреч и постоянная конспиративность долго продолжаться не могут. В конце концов, я мужик, я должен что-то окончательно решить для себя и действовать. Тысяча чертей, я хочу эту женщину! Я хочу видеть ее постоянно рядом с собой, я не могу без нее!
Отражение в зеркале скорчило неприятную, тоскливую рожу. Я показал ему язык, тряхнул головой, прогоняя прочь щемящие грудь проблемы, и приступил к бритью. Брился я электробритвой такой же модели, что и та, в корпусе которой были спрятаны обогатившие меня бриллианты, – маленький каприз счастливчика, перемигивания с Судьбой.
Не скрою, фантастическое везение в моем годичной давности приключении, в финале которого я обрел свободу и богатство, изрядно меня настораживало. Как-то уж удивительно гладко все получилось, как в плохом вестерне. Почти никаких усилий с моей стороны – плыл себе по течению и плыл, а в результате вышел сухим из воды. Так в жизни не бывает. Или бывает очень редко. Жизнь имеет одну крайне неприятную особенность – за все рано или поздно приходится расплачиваться, возмездие неизбежно. Мне самому довелось быть орудием возмездия, и я знаю, что говорю, поверьте! Все имеет свою цену: удача, счастье, везение. Комедия в любой момент легко и непринужденно может обратиться в драму, а драма в трагедию. Вот сейчас, например, все в моей жизни непросто, но понятно. Сложилась определенная колючая ситуация, в которой замешана женщина, в голове давно созрело несколько конкретных планов, как разрубить гордиев узел мучающих мою душу проблем, и все вроде бы должно получиться хорошо и складно, а почему-то меня последнее время постоянно преследует предчувствие скорой катастрофы. Ощущение такое, будто рядом тикает часовая мина замедленного действия. Я строю планы, просчитываю варианты, а мина тик-так, тик-так…
В одной из многочисленных комнат зазвонил телефон. Я прислушался. У меня несколько сотовых телефонов, и все звонки настроены на определенный тембр. Каждый телефон имеет свой номер. Одни номера я даю деловым партнерам, по другим мне звонят друзья. В данную минуту звонил общий, городской телефонный аппарат. Я бросил бриться и побежал в спальню. Не успел. Мелодичная трель оборвалась, как только я схватил трубку. На жидкокристаллическом экранчике определителя высветился иногородний номер. Московский. Ясно! Звонил Толик, мой личный секретарь.
Талика я подобрал возле кабака. Подобрал в буквальном смысле. Бедняга схлопотал в челюсть от вышибалы злачного заведения и валялся на тротуаре абсолютно бесчувственной грудой мускулов. Толика побили за благородство. Вышибала пытался выставить из ресторации залетную, не «прописанную» в подвластной ему клоаке проститутку. Действовал страж ресторанной справедливости довольно грубо – схватил деваху за волосы и волоком транспортировал за порог. Талик имел несчастье (или счастье?) проходить мимо ресторации, девушку пожалел, вступился, все-таки женщина, и заработал цки чулан – незамысловатый, но эффективный удар из арсенала карате. Мне стало жалко этого простоватого, никчемного парня, борца за права женщин, я его подобрал и вскоре сделал своим секретарем.
Секретарь Толик идеально подходил для предпринимателя Творогова. Толик был прост и непосредствен, как новорожденный котенок, и при этом силен, как зрелый орангутанг. Ничего, кроме культуризма или, грамотно выражаясь, бодибилдинга, его не интересовало. Он готов был качаться с утра до вечера и непременно качался бы, если бы при этом не нужно было еще и деньги на жизнь зарабатывать. До меня промышлял Толик на Витебском вокзале носильщиком, слыл там белой вороной, ибо водки не пил и тяжеленные чемоданы таскал не торгуясь, с видимым удовольствием. Специально для Толика я оборудовал в одной из комнат качалку – расставил вдоль стен столько тренажеров, сколько поместилось. Каждое утро, ровно в десять, Толик приходил ко мне домой «на работу» и исчезал в качалке. Бывало, он проводил там весь рабочий день, но иногда я его выдергивал и отправлял с каким-либо поручением в другой город, в командировку.
Сам того не подозревая, Толик работал у меня Дедом Морозом. Раздавал под разными предлогами крупные денежные суммы моим друзьям, родственникам и коллегам из прошлой жизни. Выдумаете, это просто – облагодетельствовать человека и при этом остаться инкогнито? Ох как это трудно! Став богатым, я прежде всего захотел помочь некогда близким людям и столкнулся с кучей проблем. Ну, в самом деле, не пересылать же почтовым переводом престарелой двоюродной тетушке в Харьков десять тысяч долларов от имени неизвестного ей Виктора Творогова? Если тетку и не хватит удар на радостях, то город Харьков она точно взбаламутит. Каждый второй харьковчанин завтра же будет знать и про деньги, и про благодетеля Творогова, а мне это ни к чему. Вот и приходится выдумывать замысловатые истории, как, например, в данном случае, когда Толик поехал в Москву поправлять материальное положение моего старинного приятеля и коллеги по работе в спортивно-оздоровительном клубе «Дао» Николая Малышева.
Я знал о том, что Малышев много лет подряд безуспешно пытается издать написанные им учебники по самообороне.
Еще я знал, что это теоретически невозможно. Тренером Николай был хорошим, мог объяснить все хитрости борьбы просто и доходчиво, но, как только Малышев брал в руку авторучку и садился описывать любимые приемчики, получалась полная чушь. Его сочинения пестрели терминами типа «передняя рука» и «задняя нога», словосочетаниями «верхняя часть кулака» и советами «стоять расслабленно-напряженно». Однако Малышев, несмотря ни на что, даже на откровенные советы близких друзей бросить это дело, продолжал писать учебные пособия про то, как себя защитить от хулиганов, бандитов и гангстеров. С упорством, достойным восхищения, Николай носил свои труды по многочисленным издательствам и везде получал вежливый (в лучшем случае) отказ.