Час дракона

Зайцев Михаил Георгиевич

Толик, в соответствии с моей задумкой, должен был предстать перед Малышевым в качестве курьера одной петербургской книгопечатной фирмы, забрать на читку Колины труды и вернуться с ними в Питер. Потом я переведу Малышеву крупную сумму денег в качестве гонорара, а его творения издам за свой счет. Приятно осознавать, что ты реализуешь заветную мечту своего старого друга, чертовски приятно!

Снова зазвонил телефон. Я снял трубку.

– Але, шеф, это я, Анатолий.

– Ну как? Все в порядке? Рукописи забрал?

– Нет, шеф. Николай Павлович Малышев в больнице, в тяжёлом состоянии.

– Что с ним?

– У него проникающее ранение в

брюшную полость, так, кажется, называется…

Я быстро взглянул на часы. 11.02. Так… сегодня четверг… Успею!

– Толя, слушай внимательно. Я сейчас выезжаю в Москву на ЭР-200. Без двадцати пять жди меня на Ленинградском вокзале, в центре зала. Понял?

– Да, шеф.

– Тогда все, отбой!

Я оделся за несколько минут, наскоро покидал в чемодан все, что под руку попалось, плюс энную сумму в валюте, сунул за пазуху паспорт, пухлый бумажник и ринулся к дверям.

Возясь с замком, немного замешкался. Чего я еще не сделал? Ничего не забыл? Кажется, нет, хотя точно! Я не позвонил Кларе. Ее супруг сейчас за границей, дела делает, и у нас вроде как медовый месяц, договорились встречаться каждый день. Нужно позвонить, предупредить… Но что я ей скажу? Как смогу объяснить второпях причину отъезда?.. Ладно, позвоню вечером из Москвы, глядишь, в поезде что-нибудь придумаю, сочиню… О великий Будда, как мне осточертело это постоянное вынужденное вранье!

В поезде ничего не придумалось. Всю дорогу просидел, бездумно глядя в окно. Постоянно мучила навязчивая, мерзопакостная мыслишка – а что было бы, если бы я нечаянно не стал богачом-меценатом? Просто залег бы где-нибудь, тихо жил и лишь изредка вспоминал старых друзей. Может быть, лет через десять, будучи случайно в Москве, набрал знакомый малышевский телефонный номер и, услышав незнакомый голос, решил, что Николай переехал, сменил адрес, на том бы и успокоился. С другой стороны, неизвестно, что лучше: пребывать в счастливом неведении или пытаться помочь, не зная сути проблемы. То, что я сейчас мчусь в столицу к раненому другу, может еще больше усложнить жизнь и ему, и другим близким мне некогда людям. Прошло без малого два года после моих кровавых московских разборок с террористами и всего год с небольшим со дня смерти мафиозного босса по кличке Папа. Уверен, в златоглавой меня еще не забыли. Ищут – вряд ли, но помнят хорошо.

На Ленинградском вокзале, как всегда, было людно и суетно. Я уверенно шагал по перрону, украдкой осматриваясь по сторонам. Почти ничего не изменилось. Знакомые стены, знакомый гомон, знакомые… О Будда! Знакомые лица! Бородатого грязного нищего я узнал мгновенно. Да это же Борода! Мой друг и соратник в скитаниях по подвалам и помойкам! Жив, курилка!

Я было дернулся в сторону Бороды, но вовремя взял себя в руки и чинно вошел в здание вокзала. Как и было условлено, в центре зала меня ждал Толик.

– Здравствуй, Толик…

– Здра…

– Не перебивай меня! Давай пройдемся не спеша к платформам, по дороге коротенечко расскажешь все, что тебе известно о ранении Малышева. Понял?

– Понял, шеф… В общем, так, я ему позвонил, подошла женщина, спросила, кто я и чего мне надо. Я сказал, она говорит – приезжай. Я приехал, она мне открыла и дала эти, каких, ну…

– Рукописи.

– Точно. Сказала, что Коля будет очень рад, и расплакалась. Я тогда спросил: «Чего плачете?» Она и говорит: «Коля в больнице». Я говорю: «Что с ним?» Она говорит: «Ножевое проникающее ранение в брюшную полость». Ну, думаю я, надо вам позвонить. Попрощался с ней культурно и поехал на телеграф…

Толик продолжал рассказывать, как он добирался до телеграфа, пока мы не вышли из здания вокзала к платформам. Борода был еще тут, деловито обследовал переполненную мусором урну.

– …В общем, шеф, дозвонился я вам не сразу…

– Все, Толик, хватит, молчи. Видишь, там, возле урны, бородатого оборванца?

– Вижу.

– Сейчас я дам тебе денег. Много. Я хочу, чтобы ты устроил этого нищего в больницу. На лечение. Понял?

– А чем он болен?

– То, что алкоголизмом, это точно, но, наверное, еще чем-нибудь, я не знаю, я не врач. Врачам хорошо заплати, не жадничай. Можешь припугнуть эскулапов…

– Кого?

– Врачей! Намекни прозрачно: мол, за пациента головой отвечаете. Придется давать взятки ментам, не скупись. На все про все отпускаю тебе шесть часов. Ровно в полночь жди меня здесь, на этом самом месте. Все понял?

– Все, шеф!

– Тогда действуй!

Вот за что я люблю Толика, так это за послушание и полное, патологическое отсутствие любопытства. Сказано ему – занимайся бомжем, он занимается бомжем, а скажи ему, к примеру: будешь весь день кататься по Кольцевой линии Московского метрополитена и записывать в блокнотик, сколько лысых мужиков сядет в твой вагон, он будет кататься и записывать. Идеальный секретарь, незаменимый.

Оставив Толика разбираться с бомжем, я быстрым шагом, не оглядываясь, пошел в сторону метро, спеша слиться с пестрой толпой зевак – гостей столицы – и деловитых, хмурых москвичей.

Вечер, конец рабочего дня. Для одних наступает время отдыха, для других – самая работа. Притомившиеся на службе граждане в большинстве своем спешат по домам, но некоторая, незначительная, часть народонаселения только сейчас и начинает активную жизнь. Я не имею в виду любителей выпить и потанцевать, я говорю о людях, имеющих так называемое хобби. Их мало, однако они есть – актеры самодеятельных театров, коллекционеры оловянных солдатиков, активисты клубов восточных единоборств.

Помнится, родной спортклуб «Дао» по-настоящему оживал часам к девятнадцати. К этому времени заканчивались занятия в детских и юношеских группах, им на смену приходил чуть-чуть уставший телом, но бодрый душой вполне зрелый возрастной контингент – от двадцати до сорока, и директор клуба, мой хороший приятель Михаил Валерьевич Коробов, занимал свое кресло начальника в крохотном кабинете с табличкой на двери «Администрация». Формально присутствие Коробова было совсем не обязательно, однако он страшно любил потусоваться в среде единомышленников, больных нездоровым интересом к разного рода китайско-японско-русским боевым системам, охотно вмешивался в чужие тренировки, всегда был готов заменить заболевшего или сачкующего инструктора.

Я ехал в клуб «Дао» с надеждой застать там Коробова. Кто еще, кроме него, сможет мне рассказать о беде, постигшей его коллегу, сотрудника и друга Николая Малышева? (Жена? Нет, не хочу я видеть женских слез, мне нужна конкретная скупая информация.) Я понимал, что придется себя раскрыть, назваться полузабытым именем из позапрошлой жизни. Я отдавал себе отчет в том, что в принципе этого можно избежать и по большому счету я сейчас делаю глупость, но я плюнул на все логические умозаключения. Слишком долго я действовал холодно-логично, могу раз в жизни позволить себе дурь, и гори оно все ярким пламенем – мой друг в беде, нужно его спасать, некогда заботиться о своей горячо любимой персоне, хватит эгоцентризма, сыт по горло!