Час дракона
Шрифт:
В Коржанске сошло достаточно много пассажиров. Одного беглого взгляда хватило, чтобы понять – все они местные. Платформа опустела минут за пять, замешкались, задержались на ней лишь два человека – я и Толик. Мне пришлось еще потоптаться на месте, дождаться, пока Толик наконец сообразит, куда и как следует идти, дабы оказаться в здании вокзала. Потом и я направил свои стопы в сторону одноэтажного оранжевого здания с транспарантом на фасаде: «Коржанск».
Бойкие старушки наперебой предлагали яблоки в ведрах, крыжовник в литровых стеклянных банках, черешню в бумажных кулечках и еще множество разнообразных плодов среднерусской черноземной полосы.
На дворе стояло
Внешне я млел от прощального тепла и благодати, вертел головой по сторонам, улыбался старушкам, весело отнекивался от спелых аппетитных фруктов. Но внешне, только внешне. Внутренне я был собран и готов к любым неожиданностям.
Слежку я заметил, входя в вокзальное здание. Молодой парень, почти подросток, пристроился мне в хвост. До этого он вел на платформе торговлю семечками, а теперь вдруг свернулся, передал свои пакетики бабушке-соседке и последовал за заезжим туристом с московского поезда.
Паренек очень старался оставаться показушно безразличным к моей скромной персоне, чем себя и выдал.
В тесном помещении вокзальчика Толик безуспешно стучался в запертое окошко под вывеской «Справочная». Неподалеку от него, в уголке, читал газету еще один подросток-переросток. Согласитесь, мальчишка, углубленно изучающий «Новые известия», – картинка необычная. Почти карикатура.
Я пересек кассовый зал и вышел на привокзальную площадь с обязательной клумбой и памятником в центре. Клумба была на месте, пышно колосилась сорной травой, а вот от памятника остался один постамент и две стоящие на нем голые стройные ножки. Раньше отрезанные по колено ноги принадлежали пионеру с горном. Во времена СССР окрестности Коржанска изобиловали пионерскими лагерями, сюда на отдых свозили детей чуть ли не со всей страны.
Наша воинская часть располагалась в пяти километрах от города. Помню, как перед очередными учениями я, салага, и еще с полсотни рядовых прочесывали полигон на предмет наличия любознательных пионеров. Нашли трех мальчиков с гильзами в карманах и одну шуструю девчонку, нипочем не желавшую отдавать осколок гранаты, мотивируя отказ тем, что она, соплюшка, красный следопыт.
Сейчас военные в Коржанске редкость. Мою бывшую часть перевели в неведомую даль, казармы заброшены, и в них хозяйничает хулиганье. Об этом мне поведал всезнающий поездной проводник, пока мы с ним вдвоем скучали в тамбуре, ожидая прибытия в Коржанск. А вот рыбаки в Коржанск наезжают частенько, бывает, что, как и я, наведываются из столицы. Пожилой красноносый проводник заверил меня, что «клев будет» и я «славно порыбачу», если не «утопну спьяну»…
Я шел по местами заасфальтированным улицам Коржанска и с интересом разглядывал полузабытые пейзажи. Почти ничего не изменилось. Те же панельные пятиэтажки – подснежники хрущевской оттепели, и рядом двухэтажные кирпичные жилые домишки, творение пленных немцев, трофейная архитектура конца сороковых. Район городских застроек еще во времена выполнения мною почетного гражданского долга под знаменами непобедимой и легендарной какой-то остряк назвал «Манхэттеном». Название в народе, как ни странно, прижилось, только в другой транскрипции: Манхетен. Забавно было слышать, как одна бабуля рассказывала другой, сидя на завалинке: «Моему-то, Шурке, начальник цеха обещал двухкомнатную на Манхетене, если пить бросит».
Большая часть коржанчан трудилась на заводе имени
До единственной в городе гостиницы пешком идти минут сорок. Но я не спешил, я пошел «огородами». Решил дать крюк. Заезжему рыболову это простительно.
Шел не спеша, мурлыкал под нос песенку, и вскоре Манхетен остался позади. Вокруг тишина и покой яблоневых садов за крашенными в яркие цвета заборами.
Поворачиваю за очередной угол. Впереди длиннющая немощеная улица. Народ будто весь вымер. Далеко-далеко кукольная фигурка бабуси подле колодца.
Останавливаюсь за углом, жду, когда появится мой непрошеный провожатый.
Мальчишка появился довольно быстро. Деловито свернул по моим следам и чуть не врезался в меня своим худым юношеским телом.
Не даю ему опомниться, спрашиваю грубо и зло:
– Пацан, ты зачем за мной ходишь, а?
Паренек замер, закоченел телом, но остался совершенно спокоен. На вид ему не больше двадцати. Высокий, метр восемьдесят с копейками, вихрастый блондинчик с курносым носом и голубыми детскими глазами. На щеках веснушки, на лбу свежая царапина. Обыкновенный пацан, только взгляд у него странный, шальной какой-то взгляд.
– Мне что, повторить вопрос? Зачем ты, пацан…
Парнишка резко отскочил и бросился наутек. Руководил им отнюдь не страх, а нежелание отвечать на мои вопросы. Я этого ожидал. Чемодан вылетает из моей руки и бьет беглеца по ногам. Парень падает в пыль, я мгновенно оказываюсь рядом. Хватаю его за волосы, заставляю встать на колени. Везет мне последнее время на молодых да ранних. Сначала тренер айкидо, потом автомобилист с серьгой, теперь вот продавец семечек. И всех их приходится грубо наказывать, жизни учить…
Резким, хорошо поставленным движением коленопреклоненный юнец пытается ударить меня локтем в пах. Ого!
Да он совсем недурно умеет махать руками. Я встречал черных поясов карате, которые работали локтями хуже, чем этот пацан. Успеваю скрутиться, отбить локоть коленкой. Нагибаюсь к драчуну, ловлю рукой его кисть, закручиваю острый детский локоток за спину.
Ему должно быть больно, но он не кричит, не плачет. Вместо этого он высовывает язык и пытается его откусить.
Ни фига себе! Пацаненок предпочитает самоубийство разговору с дяденькой-туристом. Ведь мне можно наврать с три короба, можно визг поднять, переполошить всю округу, да мало ли как еще можно от меня отвязаться. Так нет же! Просто и однозначно – откушу себе язык и умру от потери крови. Впечатляет! И самое интересное: метод прощания с жизнью посредством откусывания языка придумали и успешно применяли на практике не кто иной, как средневековые японские ниндзя.
Самураи презирали жестокость, жили по принципу «убей, но не унижай». Допускалось единственное исключение из правил – плененный ниндзя. Как связанный по рукам и ногам ниндзя может свести счеты с жизнью, прежде чем из него не сделали свинью, то есть не отрубили руки и ноги? Очень просто! Ниндзя откусывает себе язык и оставляет своих палачей ни с чем. Вместо источника информации и объекта для пыток – быстро умирающий лазутчик с фонтаном крови изо рта…
Парень напряг челюсти, еще секунда – и добрая половина его посиневшего языка упадет в дорожную пыль.