Час гладиатора
Шрифт:
– И какого ч-черта надо было отправлять их с некомплектным конвоем?! – Он остановился перед сидящим за столом замом по оперативной работе, вперил в него сердитый взгляд.
– Балабанов, начальник пятого СИЗО, просил, чтобы быстрее доставили этого Иконникова. – В отличие от начальника подчиненный выглядел спокойным.
– Балаба-а-анов, – саркастически протянул начальник, – а конвой-то наш! И нам отвечать.
– Да успокойтесь вы, Виктор Абрамович, пока все нормально.
– Да?! – начальник снова резко повернулся к своему заму. – Один зэк накатал на
– Труп мы закроем, я уже знаю, как это сделать… – в этот момент в кармане заместителя запиликал сотовый телефон, оперативник достал его, посмотрел на дисплей, – извините, это важно, – приложил к уху, напряженно посмотрел на начальника. – Не очень хорошая новость, Виктор Абрамович.
– Ну, чего еще?! Давай уж до кучи.
– Позвонила моя связь из СК: завтра к нам прибывает с проверкой комплексная комиссия ФСБ и прокуратуры.
– Прекрасно! – Начальник плюхнулся в кресло, безвольно бросил руки на ручки кресла. – Это контрольный в голову!
– Один умный человек сказал, что во всякой, даже самой поганой ситуации всегда есть как минимум два выхода.
– Какие еще выходы? – тоскливо поинтересовался начальник ИВС.
– Первый, офицерский – застрелиться…
– Вот спасибо! Как это я раньше не додумался!
– Второй – интеллектуальный. Надо всю волну, которая идет на нас, пустить в заранее подготовленное русло. Чтобы нас этой волной не смыло. Я просмотрел дело этого Иконникова, интересное дельце.
– Чего там интересного? Какая у него статья?
– Триста восемьдесят восьмая.
– Солдатик?
– Да нет. Это подполковник, имеет правительственные награды, спецназ ГРУ.
– Тогда понятно, почему он наших остолопов разбросал, как щенков.
– Но вот что странно, обратите внимание: как подполковник в мирное время может оказаться дезертиром? Это первая нестыковка. Далее. Военнослужащий, а прошел мимо военной прокуратуры, и возится с ним ФСБ. Это вторая нестыковка.
– Ну и что из этого следует? – начальник ИВС удивленно смотрел на своего зама.
– А из этого следует, что кто-то его заказал.
– Ну, а нам-то что от этого? Этот заказчик не вытащит нас из дерьма.
– Нет. Но в этой ситуации наш минус можно превратить в плюс.
– Как это?
– В объяснительных мы будем упирать на то, что этот Иконников вообще не должен был попасть в наш ИВС. Как спецназовец и как особо опасный преступник, а это уже бесспорно, он должен был попасть не в общий ИВС, а в спецприемник, в одиночку, с особыми условиями содержания. Кроме того, Утюг, как вы образно заметили, «откинул копыта». И это замечательно!
– Не понял…
– Нам не нужен свидетель, который будет сообщать комиссии про бардак в нашем заведении. А изюминка в этой истории заключается в том, что этот самый
– Хм-м, в этом что-то есть, – начальник ИВС покачал головой, посмотрел на своего зама просветленным взором. – И вот еще что, – начальник приободрился, сел прямо в кресле, – надо всю камеру, в которой сидел этот Иконников, разбросать.
– Я это уже сделал.
– И чтобы все сидельцы из этой камеры говорили, что драку начал Иконников и что это он отоварил Утюга.
– Умно мыслите, Виктор Абрамович, – легким подхалимажем шаркнул по самолюбию начальника зам по оперработе, – тогда вся картинка будет выглядеть перспективно для нас и не очень оптимистично для этого Иконникова.
– Все, давай! Действуй! – Виктор Абрамович заметно повеселел и легким движением руки отослал подчиненного перекраивать сценарий произошедшего ЧП.
Глава 9
После работы Алла заехала в ИВС, но там у нее передачу не взяли, сказав, что ее мужа здесь нет. «А где же он?» – удивилась Алла. «Не знаю, – ответил чиновник изолятора, – спрашивайте у своего адвоката». Адвокат по телефону сообщил, что он больше не работает по делу Максима, тому назначен новый адвокат.
Оксану из садика забрала поздно. По дороге домой девочка без умолку рассказывала маме, как она играла в группе с ребятами, за что воспитательница наказала противного Антона, и что они ели на обед. Алла слушала девочку вполуха, размышляя о новом странном факте. Вдруг она услышала, что дочь рассказывает о каком-то дяде, приходившем к ней в детский садик.
– Он был с такой болодой и в челных очках. А потом он высыпал из пачки все жвачки, написал что-то на обелтке и велел пеледать маме записку.
– Какую записку? – навострилась женщина.
– Я не знаю. Воспитательница отоблала записку у меня и сказала, что у чужих дядей никогда не надо ничего блать.
– Он тебе ничего не сказал больше?
– Нет.
– А как ты с ним разговаривала? Он что, заходил в садик?
– Нет. Он подошел с улицы к огладе и позвал меня «Оксана, Оксана!». Я подошла, а он еще сказал: «Девочка моя, пеледай маме записку». Я записку взяла, а потом подошла воспитательница, велела, чтобы он уходил. Он потом ушел. И он был такой… ну, как Дед Молоз, и у него голос был как у папы.
– О господи, это он! – воскликнула Алла, и слезы брызнули из ее глаз.
Странности на этом не закончились. Поздно вечером, когда она уже уложила Оксану спать, ей неожиданно позвонил Плешкунов и попросил, чтобы она вышла на улицу к его машине.
– Так зайдите ко мне, Ростислав Аверьянович, – предложила она бывшему начальнику Максима.
– Алла Викторовна, будет разумней, если вы сами подойдете ко мне. Моя машина стоит через три дома от вашего, напротив аптеки.
– Ну, хорошо, сейчас подойду.