Час игривых бесов

Арсеньева Елена

– Изв...

Тьфу ты, пропасть!

– Я хотела спросить, как вы это себе представляете? Роман пишу я, однако вы значитесь как автор? Но на какую тему роман? В каком жанре? Какой срок, какой объем произведения? И где вы собираетесь потом опубликоваться? Если в «Глобусе», то...

– Ваш «Глобус» меня не интересует.

Невидимый собеседник резко ткнул сигарету в пепельницу и смахнул со стола бутылку «Клинского», взамен брякнув хрустальный толстостенный стаканчик джина «Сапфир» со «Швепсом». Тренировочные штаны с пузырями сменились джинсами самое малое «Леви Страус», а несвежая рубаха – пуловером из магазина... из магазина, такое впечатление, «Гленфилд» – и это как минимум!

– Я хочу, чтобы роман под вашим

именем (мое я афишировать не намерен) был написан как можно скорей, желательно вчера, объемом... ну, как получится, чтобы описать ту историю, которую я вам расскажу. Я в ваших этих авторских и издательских листах не силен, мне главное – содержание.

– Под моим именем? – пролепетала Алена, пораженная тем, с какой скоростью восстанавливался волосяной покров на голове ее лысоватого собеседника. Клиника «Трансхаер» отдыхает. А когда, интересно, он успел сделать пластическую операцию и превратил свой вислый нос в энергичный румпель с патрицианской горбинкой? И мышцы уже накачал... Ну и ну! Пожалуй, он теперь немножко напоминает самого красивого, с точки зрения Алены, мужчину современности – Шона Бина в роли Одиссея из фильма «Троя». Нет, если честно, самым красивым мужчиной современности был другой – тот, кого любила Алена, но который так и не полюбил ее, хотя иногда и радовал своим присутствием в ее жизни и постели. Но подобного ему в принципе нет, искать не стоит и даже пытаться подражать ему бессмысленно!

– Под моим именем? Но мое издательство будет возражать, что я... – Она с трудом перевела дух. Кажется, про аналогичную ситуацию уже было сказано классиком: «От жадности в зобу дыханье сперло!» – ...что я печатаюсь еще где-то.

– «Глобус» возражал бы, если бы вы засветились в другом издательстве, я правильно понимаю? – небрежно спросил Шон Бин. – Но этот роман будет печататься в еженедельной газете – из номера в номер, с продолжением, вы понимаете? Номерах примерно в четырех или пяти. Город, в котором выходит эта газета, расположен настолько далеко от Москвы, что шанс «Глобусу» узнать об этой публикации равен примерно нулю. Кроме того, когда в газете роман пройдет, вы вполне сможете продать его вашему «Глобусу». Я на текст вообще не претендую. В таком случае и овцы будут сыты, и волки целы.

– В смысле, наоборот, – попыталась перехватить инициативу совершенно обескураженная Алена.

– Да нет, – сипло усмехнулся на том конце провода Шон Бин и пригладил свою золотисто-русую, с легкой проседью буйную шевелюру, которую уже вполне можно было завязывать в роскошный хвост. – Все получится именно так, как я сказал!

* * *

– Ну ты и мудак, – сказала Раечка. – Тебе кто-нибудь когда-нибудь говорил, что ты мудак?

– Нет, – покачал головой Димка. – Ты первая. Другие мои девушки считали, что я умный. Может, я просто в твоем присутствии глупею?

Раечка расплылась было в довольной улыбке, но тотчас стиснула губы в маленький, пухленький аленький узелочек. Если парень говорит девушке, что глупеет в ее присутствии, это следует счесть комплиментом? Или нет? Означает ли это, что ее прекрасные глаза вышибают из его головы всякий здравый смысл, или... или это значит: с кем поведешься, от того и наберешься? В том смысле, что ее глупость заразнее СПИДа? Нет, ну она-то определенно не могла навести Димку на его бредовую идею! С ума сойти: попросить у ее отца тридцать тысяч баксов на нелепейший проект, который возник в Димкиной воспаленной башке!

Разумеется, для отца такие деньги – не проблема. И даже в два раза больше – тоже не проблема. И даже в три раза... Раечка хоть и не знала толком, сколько у папы денег, подозревала одно: много. Его новая жена меняет шубки, авто и бриллианты даже чаще, чем, к примеру, та противная и высокомерная долговязая тетка, которая ходит вместе с Раечкой в шейпинг-зал, меняет футболки и брюки или лосины. Впрочем, с теткой-то все понятно: ей уже лет за сорок, а может, даже и больше, ну вот она и торопится

взять от жизни все, что можно и нельзя. Вот и кокетничает с собственным отражением в зеркале – больше-то в шейпинг-зале никого не потрясешь неземной красотой! Все дамы там заняты сугубо собой. Раечка вообще обратила внимание на эту мымру только потому, что она жуткая зануда. Раечка как-то сказала, что программу пора менять, потому что ей это отстойное г... надоело, так надо было видеть, как перекосилась старая вешалка! И посмотрела своими водянистыми глазами этак свысока... Конечно, Раечка понимает, что если в тебе сто семьдесят два сантиметра, как в этой Алене (ее Аленой зовут, вешалку), то хочешь не хочешь, а будешь смотреть на окружающих сверху вниз, как жираф на божьих коровок. Но ведь это же ненормально – быть такой высокой, это же стыдно для женщины, этого же стесняться надо, ну, скрывать как-то, а не щеголять, задрав нос и выпятив грудь да еще и взгромоздясь при этом на высоченные каблуки!

В ее-то годы, господи боже, еще и в шейпинг-зал таскаться... Да если Раечка доживет до тридцати, это вообще будет чудо из чудес, после этого возраста надо сразу стреляться, вешаться, топиться – ну, на худой конец, заводить собственный косметический салон, как поступила мудрая Раечкина маманька. Не сама она его завела, конечно, – папанька подарил, когда с ней разводился: в качестве отступного. Хорошее отступное, ничего не скажешь! Благодаря этому салону маманька всегда подтянута и затянута во всех нужных и ненужных местах, зашита и ушита. Надо думать, эта Алена тоже втихаря подтягивается в каком-нибудь салоне, потому что выглядит... отвратительно хорошо она выглядит, пакость такая.

И ноги у нее жутко длиннющие... Конечно, Раечке пока только шестнадцать, может, годам к сорока или... или даже больше у нее тоже ноги вытянутся, но ведь на кой ей это будет нужно в те-то годы? Хотя Алена, похоже, очень хорошо знает, что делать с такими ногами, вон, задирает их выше головы да еще, говорят, бальными танцами занимается, и бойфренды у нее, по слухам, один другого моложе и красивей...

Отвратительная, просто отвратительная старушонка, а туда же!

Вдобавок, говорят, она какие-то романчики пописывает. Дрянь, конечно, какую-нибудь. Не то чтобы Раечка читала... но это ведь само собой понятно, что чепуху всякую пишет. На что может быть способна местная знаменитость? Настоящие писатели живут как минимум в Москве, ну а в провинции тусуется только полный отстой. И взгляды у нее, у этой Алены Дмитриевой, тоже жутко отстойные.

Раечка один раз, собираясь после шейпинга домой, посмотрела в окно и говорит:

– Не погода, а х...

Ох, как распыхтелась эта Алена! А что такого было сказано? Нормальное, общеупотребительное слово!

Как и все нормальные люди, отец и мать Раечки матерятся. Новая жена отца – тоже. Ой, Раечка один раз слышала, как она орала на папаньку:

– Чмо недое...! Ты мне обещал «Ауди», а что купил? Какое, на... «Пежо»? Его только в жо...!

Ну, крепко было, в общем, сказано. Зато доходчиво. Отец быстро купил новой жене «Ауди», а Раечкиной матери отдал «Пежо». Вот что делает простой, элементарный мат. Алена же обожает читать проповеди на тему, что матерщина портит генофонд. Это же надо, дожить до таких лет и не стесняться пороть подобную чушь! Как будто генофонд портит не засорение экологии, а какая-то фигня вроде слов!

Хотя, кажется, не одна Алена такая замшелая. Димка вон тоже напрягся из-за того мудака. Да ну, беда какая, подумаешь! Обойдется!

Однако почему-то не обходилось... Его что-то слишком сильно заклинило. Отвернулся, помрачнел. Только что тискал Раечкину ручку, восхищался ее пальчиками с длиннющими ногтями (наращены в маникюрном салоне, но Димке такие подробности знать совершенно ни к чему, пусть думает, будто с такими ручонками Раечка и уродилась!), игриво тыкался носом в щечку и тянулся к губкам, однако Раечка кокетливо уворачивалась... теперь она не стала бы уворачиваться, но Димка уже к ней не тянется.