Час испытаний
Шрифт:
Галка понимала, что теперь все будет зависеть от ее расторопности и… выдержки. Она не могла терять больше ни одной минуты, а вместе с гем должна была делать вид, что ей некуда спешить.
Пока автобус натужно полз вверх по крутому Баркасному спуску, она до мельчайших деталей обдумала каждый предстоящий ей шаг.
На Пушкинской улице Галка попросила шофера затормозить и, обернувшись к Сергею, сказала:
— Сойдем здесь.
Прошедший недавно короткий грозовой дождь остудил нагретый солнцем асфальт, заполнил выбоины тротуаров хлюпающей под ногами водой, смыл запорошенные пылью густые кроны каштанов Легкий ветерок стряхивал с деревьев на прохожих крупные капли.
Сергей нечаянно ступил в лужу,
— Нельзя ли поосторожнее, — сердито сказала она, отряхивая юбку.
— Это я… Прости, пожалуйста. — Сергей полез в карман за носовым платком. — На вот, вытри.
В сущности, ничего особенного не произошло: оступился человек и смутился, огорченный своей неловкостью. В другое время Галка, возможно, только улыбнулась бы, глядя на его виноватое лицо, ставшее сразу каким-то совсем мальчишеским. И сейчас в груди вдруг поднялась, хлестнула в сердце и разлилась по всему телу горячая хмельная волна незнакомого ей чувства, и, чтобы заглушить его, она рассердилась. Но в следующее мгновение Галка поняла, что ей уже не отмахнуться, не уйти от него; что не сейчас — вдруг, — а уже много дней назад нежданно-негаданно родилось это новое и, по правде говоря, пугающее ее чувство.
На углу Пушкинской и Садовой улиц возле неказистого кинотеатра, где ежедневно с утра крутили немецкую хронику, Галка остановилась и повернулась к Сергею. «Почему он?» — мысленно спрашивала она себя, глядя в его зеленоватые, слегка прищуренные глаза. Почему он, а не Сашка Болбат и даже не тот отчаянный парень-связной, который обнимал ее на улице возле явочной квартиры?..
Она смотрела на Сергея, не таясь, внимательно и пытливо.
Он по-своему понял ее взгляд.
— Можешь мне верить.
Но Сергей мог не говорить ей это. Она знала, что ему можно верить, иначе бы не было этого неуемного, отдающего в виски тревожного и радостного стука в груди!
— Пойдем в кино, — громко сказала Галка, а тихо, чтобы слышал только он, добавила: — Надо проверить, не увязался ли кто за нами.
Сергей понимающе кивнул.
На Галкином месте трудно было придумать более удачный, а главное — более быстрый способ проверки «тыла». В театре кинохроники не было перерыва между сеансами, а потому зрители могли в любое время входить в узкий и длинный, похожий на госпитальный коридор зрительный зал и в любое время выходить из него, но уже в другую дверь в противоположном конце Выход был удобен еще и тем, что он через подъезд жилого дома вел на Садовую улицу, тогда как вход в кинотеатр был с Пушкинской. Галке некогда, да и незачем было рассказывать обо всем Сергею; она только шепнула, когда они вошли в полутемный зал, дрожащий от грохота ползущих через экран танков:
— Стой здесь и смотри, не пойдет ли кто за мной. Я иду сразу на выход. Буду ждать тебя в подъезде.
Вглядываясь в ряды кресел, будто отыскивая свободное место, Галка неторопливо прошла через весь зал, но, едва поравнявшись с выходом, быстро юркнула за дверь
В подъезде дома, к которому примыкал кинотеатр, была лестница, ведущая на верхние этажи. На площадке второго этажа Галка, не подходя к перилам, остановилась, достала из сумочки пудреницу и зеркало. Делая вид, что пудрится, она слегка повернула зеркало вниз и одновременно вбок так, чтобы ей был виден весь подъезд.
Следующие пять минут показались ей вечностью. За это время из кинотеатра вышло несколько человек, но Сергея среди них не было. Звеня пустыми бидонами, на лестницу поднялись две женщины. Одна из них — маленькая худенькая старушка в выцветшем ситцевом платке, — проходя мимо, смерила Галку пристальным колючим взглядом.
— Видала кралю? — услышала девушка ее скрипучий голос.
— Наверно, лейтенанта немецкого, что квартирует у Зворыкиных, поджидает, — отозвалась ее соседка.
Женщины уже скрылись за поворотом лестничной клетки, но Галка расслышала, как маленькая старушка сказала зло:
— И носит же земля, прости господи, таких потаскух.
Галка вспыхнула и до боли прикусила губу, но в это время увидела выходящего из кинотеатра Сергея. Она подождала, пока он поравняется с лестницей, и сбежала вниз.
— Идем, — быстро беря его под руку, сказала она.
На улице Сергей шепнул ей:
— Все в порядке.
Галка благодарно сжала его руку.
— А теперь иди домой, — сказала она. — Я постараюсь вечером зайти к тебе.
— Почему — «постараюсь»? Ты обещала. Нам надо поговорить.
— Не все зависит от меня, Сережа, — невесело улыбнулась Галка.
— А завтра?
Галка промолчала. Какое-то тревожное предчувствие неожиданно сжало ее сердце.
— Ты придешь завтра? — настаивал Сергей.
— Если я не приду сегодня вечером, не жди меня и завтра, и послезавтра не жди.
— Галя! — он взволнованно посмотрел на нее. — Я пойду с тобой.
— Нет, Сережа, дальше я пойду одна.
Было три минуты четвертого, когда Галка, сделав большой крюк, повернула на свою — Красноармейскую улицу. Встреча с посланцем портовой организации была назначена у общежития мореходного училища, расположенного по соседству с домом Ортынских. Эго место, видимо, было выбрано не случайно, как не случайно среди рабочих, сгружавших сегодня декорации, оказался человек, знавший, что, кроме спектакля, привело в порт молодую примадонну городского театра.
Галка не сомневалась в достоверности полученной записки — слишком много было известно ее автору: имя связной, явка в сапожной мастерской, пароль… Девушка сразу же отбросила мысль о провокации.
Подходя к общежитию мореходки, Галка достала из сумочки выпрошенные у Семенцова сигарету и спички и осторожно закурила, стараясь не вдыхать дым.
На ее счастье, улица в тот час была почти безлюдна — солнце после дождя пекло особенно немилосердно, и редкие, разморенные жарой прохожие спешили укрыться в тени. Со двора 21-го дома, сгорбившись под тяжестью коромысла с ведрами, вышла босоногая девчонка лет четырнадцати. Не обратив на Галку внимания, она перешла через дорогу и исчезла за дверью грязно-серого одноэтажного дома. Возле общежития немец-шофер сосредоточенно копался в моторе грузовика. Навстречу Галке, отдуваясь, шла не по возрасту расфранченная толстуха со свертками в обеих руках. Неумело опираясь на костыли, проковылял инвалид в старой, грубо заплатанной гимнастерке. Девушка бросила на него выжидающий взгляд, но инвалид даже не посмотрел на нее. «Не он!» — поняла Галка и замедлила шаги. Неужели она опоздала? Ведь только пять минут четвертого Она уже миновала общежитие, когда шофер стоящего у бровки тротуара грузовика — немолодой немец с ефрейторскими погонами и нашивкой за ранение — окликнул ее.
— Я очень извиняюсь, фрейлейн, — с сильным баварским акцентом произнес он. — Но у меня испортилась зажигалка. Я прошу дать мне прикурить.
Большими заскорузлыми пальцами он неуверенно мял дешевую сигару. Галка поперхнулась дымом и остановилась, словно натолкнулась на невидимое препятствие. Она оторопело смотрела на немца. Мимо, скрипя шинами, проехал камуфлированный лимузин, обдав их гарью выхлопных газов. И тогда Галка почти машинально достала из сумки и протянула немцу коробок спичек. Он зажег спичку и, пряча в огрубелых ладонях огонь, прикурил. На его руке она заметила обручальное кольцо. Истертое и потускневшее, оно, видимо, было надето много лет назад и с тех пор не снималось. Кольцо успело прочно врасти в палец и даже цветом своим слилось с кожей рук — желто-серой от въевшихся в поры крупинок металла и машинного масла.