Час испытаний
Шрифт:
«Логунов?! Неужели — Альберт Иванович? — думает Галка. — Может, однофамилец?»
Она уже подходила к дому, когда ее окликнул толстый, похожий на колобок мужчина. Это сосед Ортынских — Крахмалюк, бывший саксофонист из ресторанного джаз-оркестра, недавно выпущенный из тюрьмы, где он сидел за спекуляцию. Круглое безбровое лицо Крахмалюка расплывается в улыбке.
— Галочка, я счастлив лицезреть вас. О, вы неотразимы в этом пальто. Какой материал! Где достали, если не секрет? Впрочем, я понимаю, вам сейчас не до этого. — Крахмалюк шумно вздохнул и прижал руки к пруди. — Поверьте, я искренне сочувствую. У меня, знаете, просто волосы дыбом поднялись, когда я прочел об этой истории. Ах, какой человек был ваш отец!
Галка ничего не поняла, но болтовня Крахмалюка насторожила ее. При
— Как? Вы еще не читали? — Крахмалюк извлек из кармана тщательно сложенный газетный листок.
Это первый номер «Свободного вестника» — двухполосной газетенки, издаваемой городской управой с дозволения оккупационных властей.
— На обороте вверху. Вот здесь.
— «Трагедия в море. Еще один факт большевистского изуверства», — прочла Галка заголовок небольшой статейки. — «Только теперь стали известны обстоятельства гибели теплохода „Казахстан“. В архивах порта удалось обнаружить секретные документы, раскрывающие подлинную картину трагедии, разыгравшейся в открытом море. В первые же часы войны радисты немецкого военного корабля С-35 перехватили радиограмму политического отдела большевистского пароходства, адресованную капитану „Казахстана“. Этой радиограммой предписывалось немедленно потопить красавец теплоход, поскольку последний находился в территориальных водах румынского королевства, объявившего войну большевикам. Немецкие моряки, узнав об этом ужасном приказе, поспешили на помощь обреченному „Казахстану“ и его несчастной команде, Между тем на теплоходе разыгралась потрясающая трагедия. Капитан теплохода Алексей Ортынский, единственный сын некогда блестящего флотского офицера, павшего жертвой ЧК, разумеется, не мог выполнить приказ политического отдела и велел идти в румынский порт, чтобы спасти теплоход и команду. Однако заместитель Ортынского по политической части Шахов, выведав о приказе политотдела, с горсткой фанатиков-коммунистов ворвался в каюту Ортынского и зверски расправился с благородным капитаном. Затем Шахов обманным путем заманил команду теплохода в трюмы и запер ее там. Немецкий военный корабль опоздал всего на несколько минут. Но этого времени Шахову было достаточно, чтобы открыть люки затопления. На глазах потрясенных немецких моряков теплоход быстро погрузился под воду. Шахов пытался бежать на моторном катере…»
Галка с трудом подавила желание скомкать и швырнуть газету под ноги. «Подлецы! Даже врать как следует не умеют, — мысленно негодовала она, — открытое море с территориальными водами путают; беспартийного Шахова замполитом сделали; мерзавцев, расстрелявших безоружных людей в шлюпках, спасителями представили». Она опустила глаза, чтобы Крахмалюк не заметил вспыхнувшего в них гнева. К счастью, бывший джазист не отличался наблюдательностью… Едва Галка кончила читать, как он заговорил:
— Ах, Алексей Семенович, Алексей Семенович! Какой был мужчина! Бог ты мой! Помню, однажды появился он у нас в «Прибое». Высокий, красивый, в кремовом костюме чистого шевиота с золотым шитьем на рукавах. Женщины были потрясены. Нинка Пустовойтова как раз пела из «Периколы» — это, знаете, «Какой обед нам подавали!..» И вот она, увидев вашего родителя, просто одурела: вместо верхнего «ля» взяла нижнее «до»… Кстати, Нинка эта сейчас вертит Логуновым, как хочет. Говорят, она его бургомистром сделала…
Галка почувствовала, как горят щеки.
— Пустовойтова? — машинально переспросила она.
— Ну, да — Нинка. Вы должны ее знать. Она с вашим отцом…
— Да, да, — поспешно перебила его Галка, — мы знакомы с ней. А Логунов, это какой?
— Боже мой, неужто вы Альберта Ивановича, бывшего директора театра, не знаете?! Между нами говоря, он совсем не подходит для роли бургомистра. Тряпка и ужаснейший трус. Поповского происхождения. В девятнадцатом году в кафешантане выступал, что потом, при большевиках, тщательно скрывал. Но немцы это за большую заслугу не считают. И только благодаря Нинке Пустовойтовой он в бургомистры попал. Она, скажу я вам, настоящий черт. Немецкие офицеры за ней целыми батальонами волочатся. И она везде успевает. Ну, да бог с ней. Вы, Галочка, послушайте разумный совет. Поскольку сейчас статья о вашем родителе появилась, вы можете получить субсидию как пострадавшая
— Не стоит вам утруждать себя, — усмехнулась Галка. — С господином бургомистром я хорошо знакома. А за совет — спасибо.
Секретарь бургомистра — молодой, рано облысевший человек — с удивлением смотрит, как девица в модном пальто бесцеремонно кладет на его стол сумочку и начинает медленно снимать перчатки.
— Я — Ортынская. Доложите обо мне бургомистру, — не здороваясь, говорит она.
— По какому вопросу?
Галка не отвечает. Она всецело занята своими перчатками. Наконец она стягивает их и не глядя бросает на стол, почти перед самым носом секретаря. Молодой человек с лысиной как-то бочком подымается с места и, почтительно косясь на Галку, идет в кабинет бургомистра.
«А что если Логунов не помнит мою фамилию?» — думает Галка.
Но вот молодой человек появляется в дверях.
— Прошу, госпожа Ортынская. Разрешите ваше пальто.
В конце длинной комнаты — огромный письменный стол. За массивным чернильным прибором едва видна стриженая голова бывшего директора театра. У стола в глубоком кресле сидит претенциозно одетая молодая женщина. Пышный рыжеватый чуб картинно нависает над ее лбом, полные влажные губы ярко накрашены, на плечах — горностаевое боа. Галка едва узнает ее. Нина Пустовойтова и раньше не отличалась скромностью туалетов, а сейчас она напоминает героиню из легкомысленной оперетты: кружевные перчатки до локтя, сверкающие серьги в ушах, облегающее платье… В свою очередь Пустовойтова с любопытством разглядывает Галку.
Логунов встает из-за стола, подходит к девушке и с чувством собственного достоинства прикладывается к ее руке.
— Нина Васильевна, рекомендую мою ученицу. Великолепное меццо-сопрано. Природная постановка голоса.
Пустовойтова делает вид, что только сейчас узнала Галку, вскакивает, обнимает ее.
— Галя, девочка моя! Как ты повзрослела. А я только вспоминала о тебе. Ты уже читала газету?
— Да.
— Какое несчастье! Бедный Алексей. Шахов всегда был негодяем. — Она достает из перчатки батистовый платочек, осторожно подносит к глазам.
— Я вижу, вы знакомы, — говорит Логунов.
— Еще бы, — уже улыбается Нина. — Мы, можно сказать, почти родственницы. Не так ли, Галя?
Галка молчит. Пустовойтова прячет улыбку.
— Ну, как живешь? Рассказывай. Я тебя не видела целую вечность. Ты похорошела, стала интересной. Не правда ли, Альберт, она очень эффектна?
— Я бы сказал — красива, — подхватил тот.
— Ты находишь? — голос Нины черствеет.
Логунов бормочет что-то невнятное.
— У тебя какое-то дело? — спрашивает Пустовойтова Галку.
— Я хотела просить Альберта Ивановича помочь мне зарегистрировать паспорт. В городской управе ко всему придираются.
Усмешка кривит полные губы Пустовойтовой.
— Ну, конечно, ты только хотела получить от новых властей вид на жительство и избежать неприятностей, связанных с твоей службой в красноармейском госпитале.
— А что ты думаешь? — пытается вмешаться Логунов. — Это очень серьезно. При всем моем уважении к памяти отца Галины Алексеевны я не знаю, смогу ли помочь ей.
— Он хочет, чтобы ты пришла к нему еще раз, — говорит Пустовойтова. — Желательно вечерком, когда, скажем, не будет меня.
— Нина!
— Помолчи-ка лучше, господин бургомистр. Или вот что. Возьми у Галины паспорт и пойди к Мюллеру, оформи, что нужно. А мы пока поболтаем о том, о сем.
Логунов послушно взял Галкин паспорт и, пробормотав извинения, вышел из кабинета. Едва за ним закрылась дверь, Пустовойтова подошла к девушке и бесцеремонно начала разглядывать ее.
— Строгий английский костюм, — комментирует она, — но фигура подчеркнута. А подчеркивать есть что! Прическа в меру скромна. Губки не накрашены. Да к чему их красить — мы еще так свежи! Французский каблучок, литой старинный браслет… Милая девушка из приличной и состоятельной семьи. На мужчин средних лет это действует безотказно. Браво, Галина Алексеевна!