Час Орды. Волчонок

Диксон Гордон Руперт

К его полному изумлению, Ро внезапно материализовалась перед ним, как джинн из бутылки.

– Что мне надо делать? – потребовала она.

Он уставился на нее и опять рассмеялся.

– Только не говори мне, что ты меня услышала, – сказал он ей.

– А как же, – ответила она, глядя на него несколько удивленно. – Я велела, чтобы мне дали знать, когда ты меня позовешь. Но ты ни разу этого не сделал.

Он опять рассмеялся.

– Я бы давно позвал тебя, – сказал он, – если бы знал, что мне больше ничего

не потребуется, чтобы тебя вызвать.

Он уже привык к тому, что она неожиданно краснеет.

– Я хотела помочь тебе! – сказала она. – Но тебе, наверное, не нужна моя помощь.

При этих словах его шутливое настроение пропало.

– Боюсь, что просить о помощи не совсем в моих привычках, – сказал он.

– Ну, хорошо, сейчас это не имеет значения, – энергично сказала она. – Чем я могу тебе помочь?

– Одеться, – сказал он.

Неожиданно она хихикнула, и он с изумлением уставился на нее. – Нет, нет, все в порядке, – сказала она и пояснила, – просто это – обычная работа для слуг, людей низших рас, которые всегда прислуживают Высокородным. По–другому не бывает.

Она подняла его шляпу.

– Это куда?

– Пока что никуда, – ответил он. – Это – в последнюю очередь.

Она послушно положила шляпу и принялась помогать ему облачаться в костюм для боя. Когда он был полностью одет, она с интересом взглянула на него.

– Ты выглядишь странно, но хорошо, – заметила она.

– Разве ты не видела меня на арене Альфы Центавра III? – спросил он.

Она покачала головой.

– Я была занята на корабле, и к тому же не думала, что это будет интересно.

Она с довольно забавным выражением уставилась на него, когда он взял в руки плащи и шпагу.

– А это зачем?

– Эти большие куски материи, – сказал он, – должны привлечь внимание быка. Шпагой, – он немного вытащил ее из ножен и показал обнаженный клинок, – его убивают в самом конце.

Ее рука взметнулась ко рту. Она побледнела и отступила назад. Глаза ее стали огромными.

– В чем дело? – спросил он.

Она попыталась что–то сказать, но из ее горла вырвался только короткий вскрик, не похожий на слова. Она резко нахмурилась.

– В чем дело? – требовательно спросил он. – Что случилось?

– Ты мне не говорил… – она, наконец, справилась с охватившим ее волнением и заговорила, – …что ты собираешься убить его!

Она всхлипнула, повернулась и исчезла. Он стоял, уставившись на то место, где она только что была. Неожиданно позади него раздался женский голос.

– Да, – сказал голос.

Это была принцесса Афуан, и он резко повернулся и очутился с ней лицом к лицу.

– Оказывается, даже такие Дикие Волки, как ты, могут делать ошибки. Я думала, что ты к этому времени уже поймешь, что слабое место Ро – животные.

Он холодно взглянул на нее.

– Ты права, – бесстрастно сказал он. –

Мне не следовало этого забывать.

– Разве что… – сказала она, затем немного помолчала, изучая его своими лимонно–желтыми глазами, – …у тебя было намеренное желание вывести ее из себя. Для Дикого Волка о тебе сложилось уж слишком хорошее мнение за такое короткое время. У тебя не только появился такой друг, как маленькая Ро, но и такой враг, как Мекон, и ты заинтересовал не только Словиэля, но и самого Галиана.

Она посмотрела на него таким взглядом, как будто за ним что–то скрывалось.

– Ты меня видишь?

– Конечно, – сказал он.

И затем он внутренне весь напрягся, хотя по его лицу и фигуре это было абсолютно не заметно.

Так как Афуан, находившаяся перед его глазами, внезапно вся изменилась. Это даже нельзя было назвать изменением, потому что в ней не изменилась ни одна мельчайшая черта. Даже выражение ее лица осталось прежним. Но внезапно она стала совсем иной.

Внезапно, эта высокая, белокожая, желтоглазая, беловолосая женщина стала привлекательной. Нет, не просто привлекательной – неотразимо желанной, так что стало почти невозможно себя сдержать. От нее исходила не просто чувственная привлекательность. Она требовала, чтобы ее желали, и это требование было почти гипнотическим.

Только долгие годы одиночества и полной изоляции помогли Джиму противиться тому восхищению, которое Афуан распространяла на него. Только осознание того, что она пытается найти средство заставить его предать все, что он нашел в своих одиноких скитаниях ума и души, где ум и душа человека никогда не бывали раньше, – только это дало ему силы стоять спокойно, бесстрастно, холодно и равнодушно.

И опять резко, без всякой видимой физической перемены, Афуан стала сама собой. Холодной и далекой, ошеломляющей, но не привлекательной по земным стандартам.

– Удивительно, – мягко сказала она, глядя на него своими глазами, которые хоть и были совершенно нормальными, но производили впечатления раскосых. – Просто невероятно, в особенности для Дикого Волка. Но думаю, что теперь понимаю тебя, дикий человек. Что–то в тебе когда–то давным–давно сделало тебя честолюбивым, причем честолюбие это больше самой Вселенной.

Через секунду Джим проделал умственное упражнение, которое перенесло его на арену.

Когда он появился там, трибуны были уже почти полны одетыми в белые одежды Высокородными. Даже за красной границей площадки, которая, очевидно, являлась Императорской ложей, находилось шестеро мужчин и четыре женщины.

Музыка уже началась, и Джим, ведя свою куадрилью, пошел по направлению к Императорской ложе. Когда он подошел поближе, он увидел в ней Афуан, располагавшуюся рядом с Галианом, сидящим в центре рядом с широкоплечим пожилым мужчиной со слегка желтоватыми бровями.