Час волка
Шрифт:
Но нет, пожалуй не все.
Майкл ступил на причал, позади которого была деревня, и стал высматривать в проливе британский эсминец, который, как ему было известно, должен был скоро прибыть. Он отряхнулся, и с его волос и одежды полетели капли воды. Он ощущал себя переполненным счастьем, даже стоя под дулами винтовок внутренних войск.
Он ощущал себя настолько счастливым, что испытывал сильное желание завыть.
ЧАСТЬ ОДИННАДЦАТАЯ. НЕПРЕДВИДЕННЫЕ ОБСТОЯТЕЛЬСТВА
1
Глаза были в красных ободках, а лицо белым как мел. Это был плохой признак.
–
– Доктор Гильдебранд мертв и... план, мне кажется, не принес плодов.
Он ждал, не будет ли прибавлено еще что-нибудь, руки его были стиснуты в кулаки на поверхности стола. Со стены позади него сурово смотрел Фридрих Великий.
– Нам... не кажется, что самолет долетел до Лондона, - продолжал Борман. Он с неудовольствием глянул на другого человека, сидевшего в комнате, седовласого с прямой спиной фельдмаршала.
– То есть, нужно сказать, что у нас нет свидетельств, что карнаген доставлен к цели.
Тот ничего не сказал. На его виске ровно билась жилка. В позолоченной оконной раме было видно, как на Берлин ложатся сумерки 6 июня. На другой стене были прикреплены карты Нормандии, показывавшие побережья, которые мир скоро узнает под кодовыми названиями Ута, Омаха, Золото, Юно и Меч. На этих картах повсюду были нарисованы красные стрелки, направленные вглубь материка, и черные стрелки, отмечавшие отступление. "О, изменники!" подумал он, поглядев на них.
– "Немецкие войска!"
– План окончился провалом, - сказал Борман.
– По... непредвиденным обстоятельствам.
– Нет, не поэтому, - тихим спокойным голосом сказал Гитлер.
– Потому, что кто-то недостаточно сильно верил в него. Кому-то не хватило нужной силы воли. Приведите ко мне Блока.
– Голос его стал более резким. Полковник Эрих Блок. Вот кого я желаю видеть. Немедленно!
– Полковника Блока с нами больше нет.
– Изменник!
– Гитлер почти встал за столом.
– Что он сделал? Сбежал и отдался первому же британскому солдату, которого увидел?
– Полковник Блок мертв.
– Да, я тоже бы покончил самоубийством, если бы испортил дело так, как он!
– Гитлер встал. Лицо его покраснело и выглядело увлажнившимся. Мне бы следовало знать, что нельзя поручать ему ничего ответственного! Он был неудачником, притворявшимся удачливым. Мир полон такими!
Боюсь, что полна ими в основном Германия, - сказал фельдмаршал про себя.
– Когда я думаю про время и деньги, затраченные на этот план, меня трясет лихорадка!
– Гитлер вышел из-за стола.
– Итак, Блок распорядился собственной жизнью, так? Как же это произошло? Таблетки или пистолет?
– Э...
– Борман чуть не сказал - пропеллер. Но сказать фюреру, что произошло на самом деле, воистину значило открыть банку с червями. Тут и немецкое Сопротивление, эти вонючие свиньи, и тайные агенты, каким-то образом уничтожившие весь карнаген. И неприлично выглядевшее дело Чесны ван Дорн тоже. Нет, нет! Самое лучшее оставить рассказ таким, каким его поведали: армия
– Пистолет, - ответил он.
– Ну, это сэкономило нам пулю, так ведь? Но все это время и усилия потеряны напрасно! За такие деньги можно было изобрести пушку для стрельбы по солнцу! Но нет, нет - Блок и его заговорщики должны были отговорить меня от этого! Я - слишком доверчив, вот в чем проблема! Мартин, я думаю, что, в конце концов, этот человек, возможно, работал на британцев!
Борман пожал плечами. Иногда лучше было позволить ему верить в то, во что ему хотелось. Так с ним было легче общаться.
– Мой фюрер, - фельдмаршал показал на карты Нормандии.
– Если бы вы могли, пожалуйста, обратить ваше внимание к текущей ситуации, вы бы увидели, что здесь британцы и канадцы продвигаются к Касне.
– Там, - он коснулся другого участка на карте, - американские войска движутся к Карентану. Наши войска слишком растянуты по всему фронту, и потому не способны справиться с обеими проблемами. Не могу ли я спросить вашего мнения по вопросу: какими дивизиями перекрыть эту угрозу?
Гитлер ничего не сказал. Он стоял, упершись взглядом не в карты, на которых демонстрировалась борьба не на жизнь, а на смерть, а в свою коллекцию акварелей, на которых крались воображаемые волки.
– Мой фюрер, - настаивал фельдмаршал.
– Что же нам делать?
На лице фюрера дрогнула жилка. Он отвернулся от рисунков, подошел к столу и выдвинул верхний ящик. Полез в него, и рука его извлекла нож для разрезания конвертов.
Он прошел назад к рисункам, глаза его остекленели, походка стала как у лунатика, и пронзил лезвием первый рисунок, разодрал сюжет с сельским домиком сверху донизу, а с ним и волка, спрятавшегося в тени. Лезвие проткнуло вторую акварель - с горным потоком и волком, кравшимся за скалой.
– Ложь, - шептал Гитлер, раздирая холсты.
– Ложь и обман.
– Мой фюрер?
– спросил фельдмаршал, но ответа не было.
Мартин Борман отвернулся и отошел, встав у окна, выходившего на Тысячелетний Рейх.
Лезвие раздирало третий рисунок, на котором волк спрятался среди лужайки с белыми эдельвейсами.
– Все - ложь, - сказал человек, голос его был напряженным.
Лезвие ходило туда и сюда, клочья холста падали на начищенные ботинки.
– Ложь, ложь, ложь...
Вдалеке завыла сирена противовоздушной обороны. Ее вой вибрировал над разбитым городом, затуманенным пылью и дымом от предыдущих бомбовых налетов. С востока надвигалась ночь.
Гитлер уронил нож на ковер. Зажал ладонями уши.
Край города осветила бомба. Борман приложил к глазам руку, чтобы эта вспышка не мешала ему смотреть. Пока Гитлер стоял, дрожа, над останками своих видений, валяющимися у него под ногами, фельдмаршал прикрывал рот ладонью, сдерживая в себе крик.
2