Час волкодава (Фирма 'Синяя Борода')

Зайцев Михаил Георгиевич

–  Плечо-то как? Болит? - спросил Миша с откровенной издевкой.

–  Болит, - не обращая внимания на Мишин сарказм, ответил раненый.

–  Ну а если я все же откажусь оперировать? Категорически и бесповоротно? Что тогда?

–  Тогда вы уйдете отсюда без денег.

–  Вот так просто встану с дивана и уйду? Серьезно?

–  Абсолютно серьезно.

–  Зачем же надо было ловить меня за шкирку, швырять на диван?

–  Чтобы вы приняли обдуманное, взвешенное решение, а не следовали первому импульсу, о котором после, возможно, сами пожалеете.

–  Ни фига не понимаю!

–  Я объясню. Вы вправе сейчас же уйти и обратиться в милицию. Рассказать о моем вызове, ранении, о пяти тысячах долларов. В таком случае я покину квартиру следом за вами. Эта квартира не моя. Я ее арендовал без всяких договоров, частным образом. Владелец данной жилплощади

не видел моих документов. Я назвался чужим именем, и вряд ли по описанию внешности и отпечаткам пальцев милиционеры меня разыщут. Более того, вряд ли меня вообще станут искать. Случится так, что загруженные неотложными делами менты заинтересуются вашим сообщением и, как вы поняли, меня не обнаружат, их интерес мгновенно переключится на ветеринарную фирму с аббревиатурой ЦКБ, они непременно зададутся вопросом, случайно ли раненый человек позвонил, как вы сами сказали, "по шутовскому объявлению", быть может, "ЦКБ Бориса Николаевича" специализируется не только на лечении собачек?..

–  Ерунда! В ЦКБ у Бори Тузановича, моего хозяина, все чисто.

–  Но нервотрепка вашему хозяину обеспечена. Впрочем, вряд ли менты вообще что-либо станут предпринимать. Заглянут в эту квартиру, скажут вам спасибо за сигнал, на том дело и закончится. Теперь, допустим, вы беретесь меня оперировать...

–  Секундочку! А ну как у ЦКБ есть крутая "крыша?" И я бегу не в милицию, а звоню своей "крыше", а?

–  Без разницы. Я тоже умею звонить по телефону. Допустим, мои друзья уже знают, куда конкретно я обратился в надежде получить медицинскую помощь...

–  Ты только что говорил, что законопослушен, и тут же намекаешь на крутых друзей! Нелогично, дядя.

–  Я сказал "допустим". Сделайте предложенное мною допущение, и вы без труда представите, с чем столкнетесь, нарушив клятву Гиппократа...

–  Но я могу сделать операцию, взять баксы и рвануть к ментам... или под "крышу"...

–  Безусловно. Я рискую больше вашего. Анестезия, операция, на какое-то время я превращаюсь в беспомощный кусок мяса, не способный даже позвонить по телефону. Вы же гарантированно уходите с деньгами думать дальше, к кому пойти, что делать. Идти к ментам сдавать доллары и меня. Или под "крышу" делиться баксами и информацией. Или пройтись по магазинам, подыскать подарок супруге на честно заработанные деньги.

–  Я разведен.

–  Ну, тогда купите чего-нибудь маме с папой.

–  Мама с папой далеко, домашних животных нет, невесты на примете тоже нет, и денег, как всегда, в наличии почти нет... Ииэ-эх-х! И правда, что ли, рискнуть, а?.. Учти... простите... учтите, хирург я, мягко говоря, не очень опытный.

–  Мне выбирать не приходится.

–  И придется давать общий наркоз.

–  Я знаю. Вы вправе не дожидаться, пока я отойду от наркоза, никаких претензий. Деньги на столе, только дверь за собой не забудьте захлопнуть, пожалуйста.

–  Где можно руки помыть? И еще нужно воду вскипятить, продезинфицировать инструменты.

–  Из комнаты направо - кухня. Чистые кастрюли на плите. Пиджак положите на кресло, полотенце в ванной, а я, с вашего позволения, пока на диван присяду. Голова кружится, и плечо болит, будь оно неладно...

Глава 2

Неожиданные визиты

Миша проснулся от короткого, деликатного звонка. Мгновенно вскочил. Сработала профессиональная привычка врача-реаниматолога. На дежурство нельзя опаздывать, на работе нельзя спать. Миша смирился с хроническим недосыпанием, как пьяница с неизбежным похмельем, и научился покидать царство Морфея без всякой жалости к себе, по первому зову из мира бодрствующих.

Короткая толстая стрелка на циферблате будильника едва достигла цифры 8. Еще целый час можно было спокойно спать, пока куцая стрелка-пика ползет к тоненькой красной стрелочке, установленной вчера на девятку.

Звонок повторился. В отличие от первого, второй звонок был более длинный, нетерпеливый. Звонили в дверь.

–  Кого черт принес?.. - пробурчал Миша под нос, шмыгая голыми пятками по скрипучему полу.

И еще раз позвонили в дверь.

–  Иду...

Но вместо того, чтобы шагнуть в прихожую, Миша остановился подле письменного стола, заваленного бумагами. За этим любимым и одновременно ненавистным столом Чумаков просиживал ночи напролет, работая над кандидатской диссертацией. И вчера Миша засиделся на "личном рабочем месте" за полночь. Однако вчера Михаил ничего не писал и про диссертацию не думал. Сидел в крутящемся полукресле, уперев кулак в челюсть, в позе роденовского мыслителя, размышлял, чего делать с деньгами. Сорок девять сотенных бумажек рассыпались поверх

мелко исписанных листов диссертационных черновиков. Новенькие баксы. Плата за наркоз, извлечение пули пинцетом, тугую повязку на мускулистом плече, инъекцию антибиотиков. Царская плата за посредственно проведенное хирургическое вмешательство. Пришлось на ходу вспоминать институтский курс военно-полевой хирургии, хорошо, хоть с анестезией не возникло проблем. Миша оставил больного лишь после того, как тот сонно пробормотал: "Спасибо, доктор". Ушел с почти спокойной совестью. А на улице уже смеркалось, и его ждала пустая квартира с полупустым холодильником в шестиметровой кухне. Не утерпел Миша, тормознул возле работающего круглые сутки магазина "Седьмой континент", разменял сотню "зеленых", накупил дорогущей жратвы, взял любимого пива "Петергоф", блок "Парламента". Дома, в кухонной тесноте, жадно поужинал под аккомпанемент "Радио ностальжи", вкусно покурил под пиво и, свалив грязную посуду в раковину, перебрался в комнату, за письменный стол, уселся размышлять. Большие, по Мишиным меркам, деньги достались сравнительно легко, а халявный сыр, как известно, бывает только в мышеловке. В то же время богатырь с огнестрельным ранением Чумакову понравился. Фиг его знает, почему, но мускулистый дядька внушал доверие, наперекор бесстрастной логике, которая подсказывала, что просто так, абы в кого, пуля не попадает. А если и попадет ненароком, то "нормальный" раненый не станет, уповая на удачу, вызывать ветеринара. И дарить ему пять штук. По уму, деньги себе оставлять ни в коем случае нельзя. Нельзя питаться халявным сыром, ожидая, пока мышеловка захлопнется. Но что делать? В натуре, идти стучать ментам? Так ведь и правда деньги отберут, жалко, блин! Столько дырок в хозяйстве, столько планов... После долгих и мучительных раздумий Миша решил завтра... нет, уже сегодня - засиделся до полтретьего ночи - поехать к Боре Тузановичу и все ему рассказать. Борис Николаевич - тертый калач, авось чего присоветует, пусть даже и возьмет за консультацию соответствующую моменту плату. Никто за язык не тянет, можно приврать Боре: получил, мол, две штуки баксов за операцию по извлечению пули, как он проверит? Раненый атлет, поди, уже слинял с чужой жилплощади. Ищи его свищи. Есть ли у Бори "крыша"? Миша не знал. Никогда не интересовался, незачем было. Хрен с ним, пускай придется отстегнуть и "крыше", и Боре чего-то с двух штук, пусть даже много, как пугал вчера раненый. Наплевать. Все равно, просто так утаивать неожиданно высокую выручку нельзя. Решено - шесть часов сна, и бегом к Боре. А там будь что будет. Найдя компромисс с самим собой, Миша улегся спать. В три. Разбудил его звонок в дверь. В восемь.

Остановившись возле письменного стола, Миша спешно сгреб доллары в кучу, запихнул их в выдвижной ящик, поискал глазами ключ от ящика, не нашел. На столе вопиющий беспорядок. Надо будет как-нибудь прибраться, выбросить черновики, использованные фломастеры, пустые сигаретные пачки...

В четвертый раз позвонили в дверь. Дли-и-инный звонок.

–  И-иду-у! - крикнул Миша. Зевнул и как был, в одних хлопчатобумажных плавках, побежал к дверному глазку.

За дверью, на лестничной площадке, стоял милиционер. Капитан в форменном кителе, с пропитым лицом. Рыхлый нос, седые усы щеточкой, плохо выбритые одутловатые щеки, потная лысина.

–  Вы к кому? - озадаченно спросил Миша, возясь с дверными запорами.

–  "Жигули" шестой модели желтые, дворник сказал, ваши, у помойки припаркованы...

–  Мои... - Чумаков распахнул дверь. - А что случилось?

Вместо ответа капитан ловко, без замаха ударил Мишу кулаком в живот.

Шум на лестнице. Громкий топот нескольких пар ног на площадке выше этажом.

Второй удар ладонью по носу не дал Мише согнуться, отшвырнул от порога, опрокинул на спину.

Вниз по лестнице сбежали двое - плечистый амбал с лошадиной мордой и парнишка-недомерок в тельняшке. Капитан переступил через порог, добавил Чумакову носком пыльного ботинка сбоку по почке, следом за милиционером в прихожую влетели амбал с недомерком, и дверь захлопнулась.

Милицейский капитан с физиономией забулдыги оказался настоящим мастером рукоприкладства. Все три удара, полученные Чумаковым, достигли каждый своей цели. Из разбитого носа текла кровь. Из глаз слезы - естественная реакция слезной железы на удар по кончику носа. Острая боль в области желудка не позволяла как следует вздохнуть. Недаром боксеры-джентльмены конца девятнадцатого века считали удар по желудку особо жестоким. В правую почку, казалось, вогнали сразу пригоршню острых иголок. Кто никогда не получал по почкам, не поймет, каково это - носком острого ботинка по изнеженному органу.