Час волкодава
Шрифт:
Макарыч отмахнулся от кулака, словно от надоедливой мухи. Играючи перехватил Мишино запястье, надавил болевую точку на тыльной стороне кисти, и Чумаков, вскрикнув, разжал кулак. Захват сместился с запястья к ослабевшим скрюченным пальцам Чумакова, умелая ладонь собрала их в горсть, стиснула, повернула... Чумаков застонал, ему показалось, что пальцы правой руки воткнули в розетку и по суставам, по сухожилиям, по костям и косточкам пропустили ток напряжением вольт четыреста.
– Не рыпайся, доктор, – ласково попросил Макарыч. – У меня похмелье, а с похмелюги я злой. Обидеть могу ненароком.
Капитан потянул Мишу за волосы, слегка усилив при этом давление на пойманные пальцы. О боли в животе, об иголках в почке, о разбитом носе Миша позабыл. Не до того, лишь бы не сломались фаланги онемевших пальцев, только бы выдержало, не хрустнуло запястье. Естественно, ни о каком сопротивлении не могло быть и речи.
Конвоируемый специалистом Макарычем, Михаил вошел в комнату. На цыпочках, боясь споткнуться и сломать схваченную руку. Макарыч не спеша довел Мишу до диванчика-полуторки, где так недавно спал Чумаков.
Пока шли через комнату к диванчику, Чумаков видел распахнутые створки шкафа, свою одежду на полу, наступал на листочки с черновиком диссертации, на сброшенные с полок книги. Видел Креветку, роющегося в тумбочке, на которой стоял телевизор. И то, как Череп выдвинул тот самый ящик стола, куда Миша впопыхах засунул четыре тысячи девятьсот долларов, он тоже заметил. Однако физическая боль не позволяла мозгу сосредоточиться на подсчете убытков. Лишь бы рука не сломалась, только бы пальцы сохранить, остальное казалось несущественным.
– Седай, доктор, – велел Макарыч. – Садись медленно голой задницей на белые простыни. Я рядышком присяду, за ручку тебя подержу, чтоб сидел смирно... Во-от так, молодцом...
Сели. Миша попой на подушку, Макарыч на скомканное одеяло. Капитан отпустил Мишины волосы, немного ослабил фиксирующий кисть захват.
– Череп, глянь-ка. – Креветка обнаружил в глубинах тумбочки Мишину докторскую сумку с лекарствами. – Полный баул колес, бля! На штуку баксов, по крайняку, реально! А меня разводил – он, типа, колеса не толкает, бля! Ссученный, бля, доктор! Падла, бля! Я ему по-людски – помоги, бля, раскумариться, сдай колесико, а он, бля, член, а не колесико, сука, бля...
– Засохни, Креветка. – Череп артистичным жестом извлек из ящика письменного стола пачку долларов. Смял баксы в кулаке с показной небрежностью. Улыбнулся во весь рот, обнажив два ряда неровных желтых лошадиных зубов. – До хера бабок, док. Откуда?
– Отвечай! – Макарыч сильнее стиснул Мишины пальцы.
– Зарабо-о-тал... – выдохнул Чумаков.
– А налоги заплатил? – Череп улыбнулся еще шире, продемонстрировав красные влажные десны. – Че зенки пялишь? Больно? Будет еще больнее, обещаю. Ты нас шибко обидел, доктор. Тя никто в наш кабак не звал. Сам пришел или тя кто прислал – надо разобраться. Только один хрен, ушел ты погано. Нагадил и утек. Теперь держи ответ по понятиям, сявка. На чем ты, урод, бабки делаешь, меня не колышет. Под кем ходишь, док, интересуюсь. Кому с табуша отстегиваешь? Кто тя пасет? Кто доит?
– Если считаешь, что я тебе чего-то должен, – бери деньги и сваливай, – поспешил ответить Миша, не дожидаясь стимулирующего пожатия пальцев. – Стучать никому не стану. Сам вляпался по дури и...
–
– Врубился...
Миша прикрыл глаза, которые ему обещали выдавить. Как вчера сказал богатырь с раненым плечом? «Все возможно, пока ты живой», – вот что он сказал. Ошибся подстреленный богатырь. В милицию, даже если бандиты сейчас же исчезнут, явиться и попросить помощи невозможно. Если у официально практикующего доктора на дому хранятся лекарства – это никого не удивит. Если же эти лекарства забирают бандиты (а Креветка скорее сдохнет, чем расстанется с баулом, полным таблеток), и еще они забирают без малого пять тысяч долларов, и еще вчера врач-ветеринар надебоширил в бандитском притоне, и еще... Множество больших и малых «еще», которые делают чистейшую правду слишком похожей на отчаянный вымысел. К тому же – вот она, милиция, рядом. Жалуйся сколько влезет капитану по отчеству Макарыч, авось пожалеет и выдавит всего один глаз вместо двух...
– А если ты один на льдине, доктор, если в одиночку, втихаря шакалишь, без «крыши», без зонтика – так уж и быть, как представитель закона, возьму тебя под свою защиту, – пообещал Макарыч елейным голосом, чуть сильнее сдавливая Мишины онемевшие пальцы. – Пять литров спиртяги плюс тонна гринов на закусь ежемесячно, и живи спокойно, работай, но сначала...
Закончить фразу Макарыч не успел. Его перебил звонок в дверь. Средней продолжительности «дзы-ы-нь» стерло улыбку с лошадиного лица Черепа, заставило Креветку вздрогнуть, а Макарыча застыть с разинутым ртом.
– Ты кого-то ждал, урод? – громким шепотом спросил Череп, буравя Мишу злобным взглядом.
– Никого я не жду! – огрызнулся Чумаков. – Не фига было погром устраивать! Соседи у меня очень нервные, не любят, когда шумно. Наверное, опять мужик снизу притащился... Вы бы переждали, пока ему звонить надоест, взяли баксы и свалили, а то он может участкового вызвать. Бывали уже прецеденты. Ни мне, ни вам на фиг не нужно, чтобы...
– Дзынь-дзы-ынь, дзы-ы-ы-нь! – На сей раз трель звонка не позволила договорить Чумакову.
– Участкового?! – Макарыч отпустил многострадальные Мишины пальцы и хлестко, сноровисто, будто дал пощечину, врезал Чумакову ребром ладони по горлу. – Срал я на участкового! Я сам милиция. Забыл, с кем дело имеешь, хрен моржовый?
Макарыч рубанул по Мишиной шее вскользь, расслабленной кистью. Напряги капитан кисть или стукни посильнее – последствия для Чумакова могли бы быть плачевными. Однако и хлесткого, небрежного капитанского касания Мише хватило с избытком. Дыхание перехватило, в глазах потемнело. Обеими руками Чумаков схватился за горло, съежился, уткнулся лбом в голые коленки.