Час волкодава
Шрифт:
– Ты! Ты интересовался «крышей» доктора. Он, – Сан Саныч кивнул на Макарыча, – он засрал мне мозги. Я вас отпустил, не въехал в тему. Я виноват перед доктором. Я пришел исправиться. Какие претензии к Михаилу Викторовичу? Кто скажет? Я его «крыша», все предъявы ко мне! Ясно?
– А сам ты, ваще, чьих будешь, такой крутой? Обзовись по понятиям, ты сам кто, ваще? – с показной бесшабашностью спросил толстый, похожий на спортсмена-штангиста бандит, развалившийся на стуле за спиной Сан Саныча.
Сан Саныч оставил в покое солнечное сплетение Черепа, не спеша повернулся к толстяку и протянул ему открытую ладонь,
Поскольку Сан Саныч стоял, а толстяк сидел, открытая ладошка, продолжая неторопливое движение, естественным образом оказалась возле жирного вспотевшего лица. Штангист, да и все вокруг не успели опомниться, как ладонь Сан Саныча легла на толстую щеку, четыре пальца-крючка уцепились за ухо штангиста, пятый, большой палец уткнулся в широко открывшийся рыбий глаз.
– Ва-у-у-у!!! – заорал толстяк, хватаясь обеими руками за мощное предплечье Сан Саныча.
Сан Саныч шевельнул плечом, отдернул руку. Толстяк вместе со стулом повалился на пол. Острый сапожок Сан Саныча ткнул упавшего штангиста носком в жирный живот и встал на прежнее место, сердито стукнув каблуком по полу.
Толстяк перестал орать. Из горла его вырвался неприятный хлюпающий звук, и, свернувшись калачиком, штангист тихо, жалобно заскулил.
Экзекуция началась неожиданно, продолжалась секунду-две, не дольше. Братки толстяка-штангиста не успели толком осознать произошедшее, а Сан Саныч уже стоял в прежней небрежной позе человека, абсолютно уверенного в собственной силе и правоте.
– Он сам спросил, кто я. – Сан Саныч сплюнул под ноги. Плевок попал на жирную щеку, но штангист этого не ощутил. Лежал и скулил, не замечая ничего, кроме собственной боли. – Я объяснил ему просто и доходчиво, кто я. Если найдутся еще непонятливые – готов ответить каждому. Об одном предупреждаю – следующие объяснения будут не в пример более подробными...
– Ну, ты борзый, чувак! – высказал общее мнение Макарыч.
Алкоголь провоцировал сильно выпившего Макарыча на подвиги, заставляя забыть о первой поучительной встрече с Сан Санычем сегодня утром.
– Кто-кто, а ты бы молчал, Игорь Макарыч. – Сан Саныч неспешно, без суеты повернулся спиной к притихшей, озадаченной братве, встал лицом к раздухарившемуся Макарычу. – Ксива твоя липовая у меня. Сдам тебя, мента фальшивого, настоящим легавым, и всем «шестеркам» из «Трех семерок» разом полные кранты. Не согласен?
– Нет!
Макарыч сидел на высоком табурете, облокотившись на стойку бара. Ноги его едва доставали до пола. Без надежной опоры сильно ударить невозможно. Это спец по рукопашному бою Макарыч знал лучше других. Не раз и не два объяснял салагам в голубых беретах: «Не можешь бить сильно – поражай болевые точки. Бей в пах, по глазам».
Выкрикнув «Нет!», Макарыч растопырил пальцы, и рука его метнулась к лицу Сан Саныча.
Регулярное пьянство до добра не доводит. Макарыч двигался быстро, очень быстро, но Сан Саныч оказался быстрее.
Вздрогнув, Сан Саныч наклонил голову, подогнул колени. Растопыренные пальцы, метившие в глазницы, ударились о высокий лоб. Макарыч взмахнул ногой, синхронно развернулся на носках Сан
Питейная утварь обрушилась стеклянной лавиной, погребая под собой алкаша Макарыча, звонко брызнула битым стеклом. Досталось и бармену – хоть и успел он рефлекторно прикрыть макушку локтем, «сувенирная» трехлитровая водочная бутыль, угодив по затылку и натужно лопнув, оглушила несчастного, попутно окатив его пахучим спиртным водопадом.
– Сзади! – крикнул Миша.
Чумаков как вошел, так и стоял, привалившись спиной к дверному косяку. Со своего наблюдательного пункта Миша прекрасно видел, как повскакали с насиженных мест бандиты одновременно с крушением винно-водочного изобилия, как тощий коротко стриженный браток выхватил из-за пазухи пистолет, как вороненое дуло прицелилось в широкую спину Сан Саныча. Заметив оружие, Миша крикнул.
Мог бы и не кричать. И без Мишиного крика Сан Саныч мгновенно отреагировал на шевеление за спиной. Развернувшись на сто восемьдесят градусов, припал на одно колено, подхватил с пола руками, словно ковшами экскаватора, тяжелое тело любопытного штангиста и метнул сотню с лишним килограммов в гущу бандитов.
Звук выстрела растворился в шуме ломающихся стульев, опрокидывающихся столов, падающих тел. Штангист, большой и толстый, в качестве метательного снаряда сшибал собратьев, как тяжелый шар в кегельбане сносит невесомые кегли. Братки, ушибленные летящим толстяком, падая, задевали соседей, те тоже падали, кто на пол, а кто и на мебель. Волна падения ударила по ногам и братка с пистолетом. Пуля ушла в потолок. Посыпалась штукатурка, расплющенный свинец рикошетом чиркнул по игровому автомату в углу помещения и застрял в досках пола.
Второй раз бандит выстрелить не успел. Миша помешал. Предупредив криком Сан Саныча об опасности за спиной, Чумаков простился с ролью пассивного наблюдателя – схватил ближайший стул за проволочную спинку, размахнулся и, ледоколом врезавшись в общую кучу малу, что было мочи заехал сиденьем стула по голове стрелявшему. Попал. Увидел, как пистолет вывалился из ослабевшей руки, и пропустил тычок в нос. Опять его ударили по носу! Однажды разбитый Макарычем нос моментально потек двумя кровавыми ручейками. Кто достал Михаила, случайно или специально – он так и не понял. Сжал кулаки и включился в драку. Впрочем, называть словом «драка» то, что происходило в подвальчике «Три семерки», конечно же, нельзя. Скорее уж «групповое избиение». Ситуация, когда один аномально сильный и уверенный в собственной богатырской силе человек обстоятельно и со вкусом избивает группу граждан в фирменных спортивных костюмах.
Метнув толстяка-штангиста, Сан Саныч выпрямился во весь рост и точно так же, как и Миша, двинулся в гущу свалки. Только не столь импульсивно, как Чумаков, а вполне осмысленно. Вскинул колено – в сторону отлетел один бандит, заработав удар коленкой в живот. Разогнул ногу – второй братишка прозевал страшной силы удар в бедро. Шагнул – каблук кожаного сапожка между делом подсек третьего бандита, кулак правой руки нокаутировал четвертого, рука согнулась, и локоть поддел снизу вверх челюсть пятого.