Час зверя

Клейвен Эндрю

Оливер только диву давался. Зах сидит себе преспокойно на матрасе, колени задрал выше головы, темные зрачки расширились, на лице — улыбка придурковатого младенца. Хорошо хоть снял с себя одежку Тиффани, нарядился в линялые, продранные на коленях джинсы и широкую рубаху из разноцветных заплат: каждый дюйм другого цвета, с другим узором — такое впору носить вместо смирительной рубашки.

— Тут я забежал в это заведеньице — в «Мамочку» или как там его, где можно поесть мороженого…

Оливер, откинувшийся на спинку кресла, по-прежнему прижимавший к губам горлышко пивной бутылки, вновь в изумлении покачал головой.

— «У Папочки» или что-то в этом роде.

— Ага. И спросил кассира, можно ли мне воспользоваться уборной.

Ну, тот сразу увидел, как мне скверно: я буквально пополам сложился. Он говорит: «Пожалуйста», я и помчался по коридорчику прямиком в заветную комнатку и давай возиться — знаешь, не так-то просто одной рукой задрать юбку и удерживать ее на талии, а другой стягивать с себя трусы. Я гордился собой не хуже настоящего акробата, а тут вдруг кто-то принялся колотить в дверь — бам-бам-бам, — а я уже на все готов и кричу: «Кто там?» А там, оказывается, этот кассир, и он орет: «Мисс! Мисс! Вы комнату перепутали! Это мужская уборная, мисс!»

Оливер расхохотался. Опустил бутылку на колени. Понимающе закивал.

— А я откликаюсь этаким высоким тоненьким голоском: «Спасибо, сэр, все в порядке, сэр». А он все стучит. Ну, что мне было делать? Наконец я задрал юбку на голову, чтобы не цепляться за нее все время, трусы спустил до самых щиколоток, а из кишок так и прет, не удержишься, а кассир все орет: «Мисс! Мисс!» Я там, наверное, с полчаса пробыл, а этот все приходил и все орал.

Оливер посмотрел на Заха, заглянул в блестящие черные глаза, проследил, как брат кивает, усмехаясь придурковатой детской улыбкой. Поглядел на него и сам засмеялся.

Если фэбээровцы первыми доберутся до него, твой брат — покойник.

Сжав двумя пальцами переносицу, Оливер расхохотался еще громче.

— Господи, какой же ты идиот!

Зах пожал плечами.

— А что я мог сделать?

— Хватит! Господи, хватит, — пробормотал Оливер, захлебываясь от смеха.

Зах с кровати наблюдал за ним. Улыбка до ушей, голова качается на тонкой шее. Словно по безмолвному уговору, братья погасили в комнате свет, солнце тоже покинуло ее, и ряды, стопки, колонны книг, окружавшие их со всех сторон, расплывались в уютных коричневатых сумерках.

— Ох! Ну и задница же ты, братец. — Оливер булькающе вздохнул. Раскрытой ладонью вытер с лица проступившие от смеха слезы. Вновь покачал головой, уткнувшись в пиво. Отхлебнул и посидел с минутку, внимательно глядя на младшего брата.

Они убьют его, сразу же, Перкинс. Я это знаю.

— Итак, — как можно торжественнее начал он, — ты был там?

Зах, все еще ухмыляясь, раздул щеки.

— Фью-у! Ты про коттедж? Ага!

Братья сумрачно кивнули друг другу и вновь замолчали, размышляя.

— Тебя тоже стошнило? — спросил наконец Оливер. — Меня просто вывернуло наизнанку. А тебя?

— Кажется, нет. Но я очень расстроился.

— А меня так и вывернуло. Господи, когда я наткнулся на ее голову в унитазе, прямо в толчке, Господи…

— А-а-а, так вот где она была, — протянул Зах.

Оливер прыснул со смеху, струйка пива вырвалась из его рта. Пришлось отставить бутылку. Он согнулся, уткнувшись лицом в ладони. А, так вот где она была!Сейчас лопну! Оливер прикрыл веки и вновь увидел лицо девушки, глаза, таращившиеся со дна унитаза, но теперь его это не волновало. Он хохотал, пока голос не перешел в тоненький писк: иии-иии-иии. Зах тоже расхохотался: для этого хватило одного взгляда на брата.

— Ох, братец! — выдохнул наконец Оливер. — Там-то она и была, вот именно. Прямо в унитазе. Я заполз туда, чтобы проблеваться…

— Господи, ты же не…

— Чуть было не, брат.

— Ой, нет.

— Господи Иисусе! — заливался Оливер. — Погоди, пока бабушка об этом узнает. Щелк — и инфаркт.

Зах сдавил руками грудь и высунул язык: бабушка помирает. Оливера вновь прорвало, смех одолел его настолько,

что ему пришлось встать; он смеялся, и колотил ногой об пол, и тряс головой. Успокоившись, Оливер устало прислонился к стене, глянул вниз на Заха, который по-прежнему сидел на матрасе, худые колени за ушами, точно кузнечик. Сидит, усмехается, качает вверх-вниз головой. Глупенький-глупенький Зах, надо осторожненько свезти его на саночках с горы.

Мы не перевернемся, а, Олли? Ты ведь будешь меня держать, правда, Олли?

Оливер с трудом удержался от желания подбежать к постели и прижать брата к себе, расцеловать его — в щечки, в лобик. Но ведь они давно уже отвыкли от сентиментальности.

— Господи! — пробормотал Оливер, закинув голову и уставившись в потолок. — Господи, что тут у нас происходит? Просто не могу в это поверить.

— Все очень просто. Это безумие.

— Все-таки это достает до печенок. Окровавленные простыни, детектив Муллиген и все прочее. Иисусе! — Оливер с досадой притопнул ногой. — Даже поверить не могу, что мы вот так сидели с ним и разговаривали. Федеральное-гребаное бюро расследований! Что происходит, а, Зах?

— Ничего! — вскрикнул Зах и раскинул костлявые руки, демонстрируя пустые ладони. Глаза сделались еще шире. — Я поссорился с Тиффани, только и всего. С этого все и началось. Не знаю, в чем тут дело, но с ней что-то приключилось. Она уже целый месяц ведет себя как-то странно. Мы поссорились, она взорвалась и… и велела мне уходить: проваливай в свой мерзкий коттедж, там и живи, вот что она мне сказала. Что мне оставалось? Раннее утро, часа четыре. Я и пошел — пошел в коттедж, — а там все перевернуто, ну, ты сам видел. Я сперва подумал, нас ограбили, и поднялся наверх посмотреть что да как, а там, гляжу, труп. Ты же видел. Тут у меня все перепуталось. Такая чепуха. Понимаешь, сам не знаю, что я делал и зачем. Подбежал к кровати. Знаешь, я даже не заметил, что головы нет, то есть заметил, но как-то словно не подумал об этом, подбежал прямо к телу и схватился за него, приподнял, понимаешь? Вроде как помочь хотел или что еще, в общем, ухватил за плечи. Не знаю, я просто не подумал, и меня с ног до головы обдало кровью — только тогда я увидел, что приключилось с головой. И тут я сообразил: дерьмо, дерьмо, я же весь в крови, теперь они подумают, это сделал я. И я… я убежал. Убежал домой, к Тиффани. Сам не понимал, что делаю. — Он тяжело вздохнул. — Пришел домой и рассказал ей все, все, как было, понимаешь? А она… она просто вся побледнела, словно кровь отхлынула от щек, прямо серая стала. Я ей говорю: «Тиффи, в чем дело?» И тут она говорит мне: «Ты подожди. Оставайся здесь и жди, хорошо?» Она сказала, ей надо ненадолго выйти, а потом, говорит, она вернется и все объяснит. — Зах медленно, озадаченно пожал плечами. — Только она так и не вернулась. Совсем не вернулась. С тех пор я ее не видел. — Зах притих, уставившись взглядом в пол. — Вот и вся история.

Теперь улыбка исчезла и с губ Оливера. Он сморщился, с силой сдавил горлышко бутылки. Отошел к окошку, аккуратно перешагивая книги. Ужас, добрый старый дядюшка Ужас вернулся к нему. Туз пиковый. Мистер Спокойствие покинул нас, добрый старый дядюшка Ужас играет похоронный марш на кишках. Похоже, он там и фейерверк устроил, судя по ощущениям. «Он опять взялся за наркотики», — подумал Оливер. Еще один глоток пива. Взгляд в окно сквозь решетку пожарной лестницы. Внизу, в маленьком переулке, нарастали вечерние тени. Двое ребятишек в покупных масках, поспешая за матерью, плясали посреди теней — поди пойми, какой мультфильм они задумали изобразить. За ними проследовала, держась за руки, пара гомиков в черных кожаных куртках и мотоциклетных шлемах. Оливер, глядя на них, почувствовал, что остался в полном одиночестве, к горлу подступила тоска по безмятежным дням детства, и он едва не произнес вслух со злобой: «Ты опять взялся за наркотики, глупый сукин сын! Вот почему ты ничего не соображаешь».